Когда я спросил, что было дальше, Зоя разъяснила мне, например, что такое пресловутый Чёрный Дождь. Оказывается, в конце ноября 1962-го, ещё до того как полностью потухли пожары от ядерных взрывов, начались чудовищные ливни. И их тёмный цвет, видимо, объяснялся избытком пепла и прочих продуктов горения в атмосфере. Лило три недели, причём так, что кое-где вымывало с корнем деревья, а реки наполнялись жидкой грязью. А потом всё резко замёрзло. Если верить моей собеседнице, в течение буквально трёх-четырёх дней температура упала с нуля сразу до минус тридцати с лишним. Как легко догадаться, тем, кто оказался в чистом поле без топлива, еды и тёплой одежды, сильно не повезло – уже потом, при вылазках за дровами и прочим, они часто находили трупы людей и животных, замёрзших стоймя. Этакие объеденные птицами и зверьём чёрные пугала с пустыми глазницами, посреди снега и опустившейся на мир вечной тьмы в стиле полярной ночи…
Однако серый, густо перемешанный с продуктами горения снег Длинной Зимы выпал только через без малого месяц, после того как ударили морозы. Ну а сумеречная и холодная Длинная Зима продолжалась весь 1963 год, а потом, к радости уже практически отчаявшихся выживших, наконец стало светлеть, теплеть и, наконец, снег помаленьку растаял…
Казалось бы, жизнь должна была облегчиться, но тут, едва потеплело, случилась новая напасть, которую здесь именовали Смертной Чахоткой. Что-то в ней показалось мне подозрительно знакомым – сначала болезнь напоминала обычное ОРЗ или ОРВИ, потом быстро переходила в лёгкие, давая хрипы и затруднение дыхания, а через максимум пару недель (обычно это случалось намного раньше) человек начинал харкать кровью и просто переставал дышать…
Народу от этого умерло едва ли не меньше, чем от всех прелестей ядерной зимы, вместе взятых. Довоенные запасы, включая нефтебазу, практически иссякли ещё Длинной Зимой, уже не было ничего, ни аспирина, ни муки, а когда ядерная весна окончательно сменилась летом, уцелевший народ начал постепенно разбредаться из пионерлагеря кто куда. Поддерживать дисциплину было уже невозможно, да и некому – майор Ятькин погиб ещё зимой, во время одной из «экспедиций» за топливом, майор Абоямцев пропал во время разведки, а военный врач Талагоев умер от чего-то сердечного. Патронов, горючего и исправных машин оставалось совсем мало и импровизированный эвакопункт, которым теперь руководили случайные люди, максимум в лейтенантских чинах, стал ни к чему, лишь привлекая к себе разномастных мародёров.
Потом, в конце лета 1964 года, неизвестно откуда пришёл подписанный непонятно кем, но тем не менее якобы даже секретный и показавшийся убедительным приказ – оставшимся военным перебазироваться куда-то северо-восточнее. А насчёт остальных в приказе не было вообще никаких указаний, ни слова, ни строчки…
И новые начальники сказали им – на ваше усмотрение. Или можете отправиться с нами, но мы вам ничего не гарантируем, поскольку кормить вас нечем. Или как вариант идите, как говорится, по домам. Только домов-то ни у кого не осталось… Все уже поняли, что от больших, и изрядной части малых городов остались лишь фонящие остаточной радиацией руины… Собственно, поэтому приказу подчинились далеко не все. Узнав про стихийную передислокацию, смысл которой абсолютному большинству не был понятен, часть военных попросту разбрелась кто куда, прихватив с собой кое-какое оружие. Ну а о тех, кто уехал, всё-таки выполнив этот странный приказ, с тех самых пор ничего не слышали…
По крайней мере, Зое тогда точно ничего не светило – родная Казань осталась далеко, и её вместе с окрестностями точно снесли подчистую. Поэтому в момент полной ликвидации эвакопункта она предпочла остаться в ближайшей деревне. По её словам, сначала тут имел место какой-никакой порядок, был даже врач, татарин по фамилии Теймуразов, отоларинголог из приблудившихся городских. Да и народу в деревне было чуть ли не втрое больше, чем теперь.