Охота в атомном аду

Эпидемия Смертной Чахотки продолжалась один сезон, и, хотя бороться с ней было нечем, они сумели пережить и это. Разумеется, не все – очень многих закопали. Однако куда хуже были последствия хронического голода и обвальный, окончательный развал буквально всего. И с каждым месяцем ситуация ухудшалась. В начале 1966-го Теймуразов умер от отравления, вместе с ещё несколькими деревенскими жителями – с голодухи они некстати объелись консервов непонятного происхождения, которыми расплатились за медицинские услуги какие-то очередные «прохожие». Но поскольку в деревне был нужен хоть какой-то медик, Зоя осталась при медпункте «за доктора», теперь уже одна-одинёшенька. Что-то у неё получалось, что-то нет, лекарств не было совсем (их можно было выменять на жратву, патроны или ещё что-нибудь ценное, да и то случайно), хотя хирургический инструментарий и кое-что из «умных книжек» ей постепенно натащили обшарившие округу деревенские. В этом деле у них было слишком много конкурентов, и раны от огнестрельного и холодного оружия Зоя (как тот еврейский аптекарь из фильма «Интервенция») видела куда чаще, чем прочие болячки…

Сначала по здешней округе шарашилось много банд из числа дезертиров и прочих сомнительных личностей. Это было невыносимо. Зое приносили умирающих с несовместимыми с жизнью ранениями (при том, что она насобачилась обрабатывать и штопать лишь несложные и неглубокие «дырки») и, размахивая оружием, истерически требовали «сделать хоть что-нибудь», угрожая убить всех жителей деревни, а саму деревню сжечь. Впрочем, никому из этих психов так и не удалось выполнить свои угрозы, даже частично. А через пару лет их активность сошла на нет (ну явно перебили друг друга, да и патроны закончились), и жить стало чуть легче.

К 1970 году молодняк обоего пола и люди покрепче, как я верно предположил, раз за разом уходили из деревни искать незнамо чего – «лучшей доли», более тёплых и достойных мест для жизни (короче, классический мозговой обвал, практически по Толстому или Достоевскому) и почти никогда не возвращались. Так что я и тут верно угадал – рожать стало некому, да и незачем…

Пытаясь удержать хоть кого-то, оставшееся колхозное начальство (уже чисто формальное, которое даже качественно наорать на кого-то уже было не способно) пробовало пахать и сеять, но из этого ничего не выходило, поскольку давно не осталось ни лошадей, ни горючего, ни исправных тракторов, а те, оставшиеся после Длинной Зимы скудные запасы хлеба и картошки, которые год за годом пытались оставлять на семена, периодически и бесконтрольно подъедались и в итоге практически иссякли…

В общем, шёл уже пятый год с того момента, когда в Ядовино всё было окончательно пущено на самотёк. В деревне остались только те, кто по каким-то причинам (главным образом в силу слабого здоровья, преклонного возраста или пессимистических настроений) не мог или не хотел уйти. Все эти годы каждый из них жил уже сам за себя, впроголодь, как-то перебиваясь небогатой охотой, рыбной ловлей и собирательством. Ну а моё предположение о том, что никто здесь не хотел и не хочет знать, что происходит за пределами радиуса дневного пешего перехода, тоже оказалось абсолютно верным. Мелкие банды и отдельные варнаки и теперь периодически появлялись в округе, но не особо докучали – у бандитов были те же проблемы (со здоровьем, харчами и боеприпасами), а, кроме того, все давно знали, что в местах, подобных Ядовину, взять, если честно, уже нечего. Ходили упорные слухи, что кое-кто в округе даже начал всерьёз баловаться людоедством, но до Ядовина эта «мода», по словам Зои, ещё не добралась, если, конечно, она мне не врала…

На мой вопрос, почему местные самозваные тётки-начальницы столь безразлично реагируют на представителя советской власти, Зоя резонно ответила – а надоело. В том смысле, что ничего хорошего от власти они после войны не видели. Точнее сказать, представления у поселян насчёт этого самого «хорошего», а равно и «правильной власти», а также её функций и задач, были, мягко говоря, своеобразные, как и должно было быть у истинно советских людей. Разумеется, все очень хотели, чтобы власть оставалась великой и могучей и тут же начала завозить и раздавать направо и налево муку, крупу, консервы, спички, соль, мыло, посевной материал в виде семян, горючее и запасные части к сельхозтехнике, включила электричество и т. д. и т. п. Но довольно быстро всем стало до слёз ясно, что у тех, кто ещё появлялся в деревне с какими-то полномочиями и бумагами, ничего этого и в помине не было, поскольку «закрома родины» были давно пусты…