Охотник

Мотор мягко заурчал, и машина плавно тронулась. В салоне было тепло, уютно, негромко играла музыка. Макс изо всех сил старался не показать ошеломления роскошью и необычностью техники. В конце концов, если непривычно ему, провинциалу, не значит, что в его мире нет ничего подобного где-нибудь в Центре. Стоит ли удивляться?

– Иннокентий, – протянул ему руку водитель.

– Максим, – ответил на пожатие Макс.

– Я немного задержался. Дорогу раскопали, пришлось объезд искать. Ты не вымерз, пока ждал? А то, – Иннокентий кинул на него беглый взгляд, – одет как-то странно.

– Почему же странно? – пробурчал Максим. – У нас лето.

– И запах!.. Действительно, баюн-трава, – он мечтательно вздохнул. – Что–то

такое из детства, далёкое-далёкое.

– Из чьего детства?!

– Из моего, конечно!

– Дед Леший говорил, что травы этой у вас лет триста уже нет.

Иннокентий рассмеялся.

– Преувеличил чуток, это он любит! Не триста. Лет сто пятьдесят, не больше.

Макс решил не удивляться.

– Мы так долго не живём. По вашим меркам мы не успеваем достичь нормального детского возраста. Проживаем лишь младенческий период.

– Всё не так просто, Максим, – посерьёзнел Иннокентий. – Есть обычные люди, которые живут семьдесят – восемьдесят лет, а есть… Что за чёрт!

Перед машиной мелькнула на мгновение розовая вспышка. Если бы не ремень безопасности, от резкого торможения Макс точно врезался бы лбом в ветровое стекло.

– Что случилось?

Новый знакомый вышел из авто, подошёл к краю глубокого провала, обозначенному горкой ломаного асфальта. Постоял немного, потом вернулся в машину.

– Опять дорога раскопана. Утром ехал, ничего не было! Ладно, не страшно. Объедем.

Он включил заднюю передачу и оглянулся, выруливая на боковую дорогу. В полумраке блеснули, фосфоресцируя, серые глаза.

Тёмной лентой потянулась дорога. По обеим сторонам молчаливо возвышались запорошенные белым огромные ели. Потоки снежинок, выхваченные на миг из ночи светом фар, походили на звёзды, летящие навстречу. Макс ещё раз подивился суровой красоте здешних мест.

Снег пошёл гуще, крупными хлопьями, залепил стекло. Беззвучно заработали дворники, безжалостно сгребая в сторону рыхлую сверкающую массу.

Оставшийся путь до города они молчали или перебрасывались редкими, незначительными репликами. Макс почувствовал, что устал от обилия впечатлений одного лишь дня. А что будет дальше? Представить трудно.

Город ошеломил обилием света, разноцветных, зазывающих, предлагающих, напоминающих не забыть о покупке плакатов. Машин, самых разных, было такое огромное количество, какое Макс не видел за всю жизнь. И людей было много, несмотря на поздний час. На одной улице столько, сколько, наверное, во всём их городке.

Иннокентий вёл машину уверенно, при этом думая о чём-то своём. Рефлексы, однако, его ни разу не подвели. Ориентировался он прекрасно, то и дело сворачивал куда-то; когда надо, притормаживал, когда надо – прибавлял газу.

Остановились они перед высоким домом, совершенно необозримой длины: он плавно изгибался и тянулся куда-то в темноту, где свет фонарей таял меж деревьями густого сквера. Машина была поставлена на стоянку под домом. Оттуда же лифт вознёс их на последний этаж.

Квартира у Иннокентия была небольшая, двухкомнатная, но Макс бродил по ней, как по музею чудес. Столько было всего, поражавшего воображение, столько разной техники, назначение которой и угадать-то было трудно, а здесь она совсем не выглядела предметами роскоши, не выставлялась на показ хозяйского благополучия и предприимчивости. В конце-концов Макс плюхнулся в низкое мягкое, почти такое же, как в автомобиле, кресло, обхватил руками голову и почувствовал, как накатывает отчаяние. Оптимизму волхвов вполне можно было слагать гимны! Они отправили совершенного дикаря и профана в мир, не просто чужой, а с иной культурой, уровнем жизни, полный непонятных, враждебных звуков, запахов, от которых начала болеть голова, среди которых трудно было дышать, особенно на улице! Удивительно, что язык понятен, хотя и изобилует множеством незнакомых слов, интонаций и непривычных ударений.

Как в этом чудовищном мегаполисе, переполненном светом, шумом, людьми, найти таинственную книгу, о которой не должен никто знать, ввиду секретности и опасности информации, хранящейся в ней?! Абсурд! Это невозможно! Ходить по улицам и спрашивать, что ли всех подряд? Или дать объявление в газету? Нашедшему, мол, будет мерси от души, так как наградить более нечем.

Вспомнилась Весна в момент прощания. В длинном белом, расшитом причудливым орнаментом платье она не походила на ту немного сумасбродную, отчаянную спутницу его похода. Скорее, на какую-то лесную нимфу. Голос стал мягче, во взгляде вместо упрямства появилась лёгкая, как вуаль печаль, словно ей открылась некая грань тайного знания, запредельной мудрости, на фоне которой всё прочее суетно, тщетно и мелко.

Закатное солнце золотило волосы, окружало её прозрачным ореолом. Он ещё подумал, как она прекрасна в это мгновение!