Охотник

       – Нет, черт побери, Егер! Если бы кто-либо еще в Бюро узнал то, что знаю я, ты сейчас сидел бы прикованным к стене в одной из наших камер особо строгого режима в подвале «Гувер Билдинга» – нашей главной конторы. Дело в том, что я никому не сказал об этом деле. Я придержал информацию, касающуюся тебя, для себя лично. Чистая удача, что все потенциальные улики, которые мы собрали в отеле «Шорхэм», я отдал на проверку другим агентам, а себе оставил только один пункт, который куда-то вел, а именно, отпечаток твоего правого большого пальца на странице из твоей записной книжки, которую ты свернул в трубочку и заткнул в замок от кладовой в сортире, где поджидал Горовица. Я пропустил отпечаток через наш Отдел отпечатков пальцев и получил твое имя и опознавательный номер в Военно-воздушных силах. В тот момент единственной моей мыслью была дикая догадка, что, возможно, только возможно, ты и есть тот самый парень, которого мы разыскиваем, и что уже не нужно делить славу твоей поимки ни с кем другим. Так что я сделал тебя своим собственным особым проектом, в то время как остальные еще работали в других направлениях, которые вели в никуда. Однажды вечером я проник в твой дом, когда ты остался в квартире своей милашки и взглянул на твое оборудование в подвале. Тогда я все понял. В тот момент я должен был арестовать тебя с помощью одной из наших групп захвата, в присутствии операторов всех трех телевизионных сетей и с готовым заявлением для печати. Моя зарплата сразу выросла бы на три ступени. Вместо этого я в течение двух недель узнавал о тебе все, что только можно: все места, где ты жил в детстве, что думали о тебе преподаватели в средней школе, твое личное дело в Военно-воздушных силах, твой диплом в университете Колорадо. Я побеседовал с двумя девушками, с которыми ты там встречался, и сказал им, что это проверка службы безопасности. Теперь я знаю тебя лучше, чем твоя родная мать. И я оставался у тебя на хвосте и наблюдал, как ты проделал работу с Народным комитетом против ненависти этого Шапиро.

       – Почему? – спросил Оскар.

       – Хорошо, попробую кое-что объяснить. – На мгновение старший мужчина отклонился на стуле. Он все еще держал револьвер в руке, но теперь тот лежал у него на коленях, а не был нацелен в грудь Оскара. Он вздохнул.

       – Я проработал в Бюро 33 года. Последние девять лет я был заместителем руководителя нашего Антитеррористического отдела. Моя карьера началась в те дни, когда я гордился тем, что я – агент ФБР. Ты знаешь, что мой отец проработал в Бюро двадцать шесть лет еще до того, как я стал особым агентом? Мы семь лет проработали в Бюро вместе, пока он не ушел в отставку. Два года назад он умер.

       – Теперь я узнал вас, – заметил Оскар, оцепенение которого прошло. – Я видел вас в вечерних новостях Си-Би-Эс в прошлом году, когда ФБР арестовывало людей из Ку-клукс-клана. Вы отвечали за оперативную группу ФБР. Ваше имя – Райан, Уильям Райан.

       Райан не ответил Оскару прямо. Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, а затем заговорил снова, но более горячо:

       – Я видел, как Бюро превращалось из первоклассного правоохранительного агентства в политизированную, третьесортную бюрократическую тайную полицию, нашпигованную полукровками, с моралью и качеством работы достойными Панамы или Никарагуа. За прошлые пятнадцать лет евреи захватили нашу организацию и разрушили ее. Ты не найдешь их на улицах, сражающихся с мафией или под пулями колумбийских торговцев наркотиками, как остальные. Нет, они слишком заняты, внедряя курсы «расового понимания», обязательные для всех агентов. И руководством нашего офиса правовой защиты интересов нацменьшинств. Они также стремятся пролезть в Отдел контрразведки, чтобы мы не поймали слишком много их соплеменников из Израиля, крадущих американские военные секреты. Изменения в правительстве происходят постепенно. Изо дня в день вы не замечаете больших различий. Но они накапливаются. Все привыкли, что нечестный агент – редкость. Гувер выгнал бы из Бюро любого лишь за попытку обжаловать штраф за неправильную автомобильную стоянку или выписать неверный чек. А только за прошлые два года девятнадцать наших агентов были обвинены в различных уголовных преступлениях, от продажи наркотиков и сутенерства, до шпионажа в пользу Советского Союза. Восемь других сумели опровергнуть обвинения в свой адрес, а четверо все еще продолжают работать в Бюро!

       – Да, я читал о нескольких таких случаях в газетах, – сухо заметил Оскар.