Базиль Вонифатьевич мотнул головой ловчему. Тот, красуясь, выскочил перед толпой, дико завертел коня, засвистел лихо, по-разбойничьи. Толпа разом примолкла, подавилась зарождающимися воплями и злыми криками. Сотней глаз, не меньше, уставилась на барина, на ведьму, на кабатчика и старосту с попом.
Барин прошелся, глядя на притихшую толпу крестьян:
– А что, селяне, правда ли, что вот эта самая Парашка натравила волколаков на зятя кабатчика вашего, Желана Годиновича?!! Что ведьма она и с дьяволом сношается и от того сила в ней есть бесовская и колдовская? Которой, силой-то, намеренно и злокозненно пользуется, травя скот ваш, посевы и детишек у баб в животах? Правда ли это?
Толпа молчала, не решаясь…
– А и правда, барин! – первым крикнул свояк кабатчика, Мозгун. – Травила!
– Правда… правда… вот у меня корова по лету-то… а у Желана дочка, Варвара, троих уже детишек скинула… а кто лечил, кто?.. она, Параскева… ведьма, ведьма, ведьма… да все видели, все… и волкодлаки у Рассохина лога рыскали… а у нее там зимовье… всегда там найти можно… если не в селе… да правда, барин, крест тебе в том… правдаправдаведьмаведьма ВЕДЬМА…
Базиль вдумчиво наклонил голову, вслушиваясь в ор и вопли. Поднял руку:
– Ну а раз ведьма и доказано, что хотела она загубить Желана Годиновича за то, что он мужа ее, колдуна и йудского выродка Йоську, выдал и лишь по ошибке Гору загубила, то что? Что делать с ней, подлой подстилкой бесовской? Что решите всем миром, как того правда людская требует, чтобы не вести ее на суд к князю воеводе, а?!!
Вздохнула толпа, покачивая высокими колпаками мужиков и рогатыми бабьими киками. Вдохнула глубоко и разом, шарахнувшись на него, выдохнула:
– НА КООООСТЕЕЕР!!!! НА КОСТЕР ВЕДЬМУ!!!!!……………………………………………………..
Параскева вздрогнула всем своим крепким телом, обвела глазами всех тех, кто сейчас осудил ее на страшную смерть, обвела и промолчала.
Когда ведьму привязали к столбу, закрутив руки и ноги сыромятными ремнями, она что-то шептала, глядя на морозное синее небо, смотревшее на нее сверху. Глаза были сухими… что вспоминала, про что думала? Про спасенных малышей и их матерей, вытащенных ею из родильной горячки? Про телят, что отпаивала отваром, когда травились? Про сросшиеся назло всему ноги Мозгуна, после раздробившей их жатки, первым заоравшего, что, дескать, на костер ее? Или думала про болезненно-худого мужа, увезенного и замученного в городе, на епископском дворе?
Никто из крестьян не решился поднести огня к костру. Один из гайдуков, по молчаливому приказу хозяина, матерясь, поджег факел и сунул его в заготовленный костер.
Коротко свистнуло в воздухе. Травница вздрогнула и повисла на ремнях, наклонив голову над языками вспыхнувшей соломы. Волосы, затрещав, тут же занялись, скручиваясь от жара. Но Параскева его уже не чувствовала, потому что из груди, чуть подрагивая от силы, пустившей ее в полет, торчала длинная стрела.
– Кто-о-о?!! Схватить! – рявкнул Базиль Вонифатьевич, поднимая коня на дыбы…
3
Мишло, Освальд и Дрозд стояли в стороне, когда привели Параскеву. Пандур тискал в ладони рукоять сабли, матерился сквозь зубы и косился на Дрозда, у которого на плече висела старая пищаль с расколотым в длину ложем. Охотник смотрел на собак, которых барин притащил с собой. Смотрел пристально и внимательно.
– Вот они и псы, – прошептали его губы. – Вот те и следы. А то оборотни, оборотни…
– Что делать-то, а, мужики… – Дрозд переминался с ноги на ногу. – Ведь сожгут бабу.
Освальд покосился на него, нахмурив брови, спросил:
– Говоришь, вон тот ловчий с Варварой по лету в стогах валялся?
– Тот, тот. А Егор… Он ведь нужен был Желану, пока отец его, Силант, жив был. Самый зажиточный мужик на селе. А как преставился, так братья Егора, старшие, его ни с чем и оставили. Потому как оба у барина служат, и правда тут на их стороне. Вот он от него и избавился. И Параскеву теперь заодно извели. А это наверняка попа да барина дело. Много она ведь знала.
Дрозд сплюнул, когда в лицо женщины ударил мерзлый кусок, разбил в кровь. Потом продолжил:
– Поговаривали, что когда Базиль снасильничал девку одну, купцовскую дочку, пока у той отец в отъезде был, так он Параскеву долго обхаживал. И та плод-то стравила ей. Да вот только странно как-то было-от. Умерла потом девка. Приехал батяня ее, вдовый, а дочери-то и нету. Но не могла это травница наша сделать, не могла. Не убивица Параскева, точно, что не могла-от.
– Не могла, могла-на… Да не сможем ничего мы, Дрозд. – Мишло вздохнул. – Говорил я тебе, пошли ночью. Вытащили бы ее и ушли по темени. Глядишь, что, мож, и добрались бы до Засечных земель-на или до Хвалыни. Э-э-х.
– Может, все ж таки… – Дрозд погладил ложе пищали.
– Правильно говорит пандур. Не сможете вы ничего…