Зал заседаний располагался высоко, его окно выходило прямо на большую прямоугольную гору, чьи крутые утесы сразу за первыми зданиями города переходили в заросшие лесом склоны.
Джонни Ленс стоял во главе стола. За последние несколько дней он похудел, его плечи под белой шелковой сорочкой казались костлявыми. Он снял пиджак и на дюйм приспустил узел галстука. Скулы и челюсть образовывали прямой угол, который подчеркивали, а не смягчали густые тени усталости под глазами. Руки он сунул в карманы и говорил, не глядя в лежавший на столе листок бумаги.
– Стоимость работ приближается к ста фунтам за час, верно, Майк?
Шапиро кивнул.
– Мы отрабатывали главный желоб Самоубийства в течение шестидесяти шести часов и получили около двухсот карат худших в мире алмазов. Если мы получим за них тысячу фунтов, это хорошо. А стоили работы шесть с половиной тысяч фунтов.
Джонни помолчал и оглядел сидящих за столом. Майкл Шапиро что-то сосредоточенно чертил в блокноте: Трейси Ван дер Бил побледнела, ее взгляд не отрывался от лица Джонни, в нем смешались жалость и сочувствие; Бенедикт Ван дер Бил смотрел через окно на гору. Он удобно расположился в кресле и вежливо слушал, неприметно улыбаясь.
– Главный желоб Самоубийства – одна из наиболее многообещающих частей всей концессии. Если он беден, остальные части не лучше. У нас есть еще две концессии на морском дне. Однако потребуется три-четыре дня, чтобы переместить туда «Зимородок».
Джонни замолчал, и Бенедикт, по-прежнему улыбаясь, повернулся в кресле.
– Тридцатого надо выплачивать проценты. Где ты собираешься найти сто пятьдесят тысяч рандов?
– Да, – кивнул Джонни. – Думаю, что смогу убедить Ларсена подождать еще две недели: он очень заинтересован в успехе нашего проекта…
– Подожди, – сказал Бенедикт. – Ларсен больше не имеет к этому отношения.
Джонни молчал, внимательно глядя на него.
– Объясни.
– Я перекупил долг у Ларсена. И не заинтересован в отсрочке платежей.
– Ларсен не стал бы вести переговоры, не предупредив меня. – Джонни был поражен.
– Шапиро? – Бенедикт повернулся за подтверждением к Майклу.
– Прости, Джонни. Это правда. Я видел документы.
– Спасибо, Майкл, – горько сказал Джонни. – Спасибо, что дал мне знать.
– Он показал их мне за несколько минут до встречи, Джонни. Клянусь, я не знал, – с отчаянием сказал Майкл.
– Верно. – Бенедикт выпрямился в кресле, голос его звучал резко. – Теперь о главном. Ты разорил компанию моего отца, Джонни, но, слава богу, мне удалось исправить положение. Назови это сентиментальностью, но мне нужна твоя доля – и твоя. – Он повернулся к Трейси.
– Нет, – резко сказала она.
– Хорошо, – усмехнулся Бенедикт. – Тогда я стребую с Ленса весь долг. Я все равно получу компанию, но позабочусь, чтобы он оставался безнадежным банкротом до конца жизни.
Трейси поднесла руку к горлу и посмотрела на Джонни. Ждала от него сигнала – что делать. Наступило долгое молчание, потом Джонни опустил глаза.
– У меня остается три дня. – Голос его звучал хрипло и устало.
– Три дня у тебя есть. – Бенедикт холодно улыбнулся. – Пользуйся.
Джонни собрал бумаги, снял пиджак со спинки стула и повесил через плечо.
– Подожди, – приказал Бенедикт.
– Что еще? – Улыбка Джонни вышла кривой. – Ты уже повеселился.
Бенедикт поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.
– Входи, дорогая, – сказал он в трубку и улыбнулся Джонни. Дверь открылась, Бенедикт пошел навстречу Руби и поцеловал ее в губы. Они стояли, взявшись за руки, и смотрели на Джонни.
– Компания – не единственное, что я у тебя отбираю, – сказал Бенедикт.
– Я хочу развода. – Руби смотрела прямо в глаза Джонни. – Мы с Бенедиктом поженимся.
Все смотрели на Джонни и видели, как он вздрогнул. Он переводил взгляд с одного на другого, потом рот его отвердел, лоб нахмурился.
Трейси видела приближающуюся вспышку гнева и посмотрела на Бенедикта: тот подался вперед, губы его дрожали, в глазах горело торжество. Трейси хотела крикнуть, предупредить Джонни, помешать ему попасть в ловушку, так тщательно подготовленную Бенедиктом.
Джонни шагнул вперед, сжав кулаки. Казалось, он сделает свое поражение полным и безвозвратным. Но тут Бенедикту захотелось еще больше унизить Джонни, и он сам испортил свое торжество.
– Игра, сет и матч, Джонни Ленс, – крикнул он.
Джонни – на его лице не отразилось то огромное усилие воли, которым он сдержал себя, – как ни в чем не бывало пошел к двери.
– Дом записан на тебя, Руби, поэтому, пожалуйста, отошли мои вещи в отель «Талбаг», – негромко сказал он. – Остановился перед парой и добавил: – Ты, конечно, захочешь сохранить свою репутацию, поэтому я согласен на обвинение в измене. Скажем, что я тебя оставил.
– Ленс не может удержать свою женщину, – насмехался Бенедикт. – Ван дер Бил отбирает ее у него. Нет, пусть весь мир узнает об этом.
– Как хочешь, – согласился Джонни.
И пошел из конференц-зала к лифтам.