Охотников. Нулевой потенциал

АнМихална, усевшись за стол, на моё, между прочим, место, повелительно кивнула Григорию. Тот остался стоять, а я, не желая изображать провинившегося подчинённого, плюхнулся в кресло, развернув его от стола. Чтобы обоих видеть.

— Вчера в особняке Маржинова я пошёл дом осмотреть… — начал Григорий.

— Я послал, — небрежно добавил я. — После изучения информации от поверенного и из банка мне стали неясны некоторые детали.

— Тебя головушкой, что ли, снова приложили, Матвей Палыч? — нелюбезно уточнила Аннушка. А Гришка замер с открытым ртом, недоверчиво глядя на меня. — Ты зачем самодеятельность разводишь?

— Так не обучен я вашим премудростям сыскным, АнМихална. Вот и лезу, как умею, — пожал плечами я.

Дальше уже Григорий изложил, что знал. А я сидел да помалкивал, усмехаясь.

— Из тебя, Гришка, охранник, как из меня балерина, — буркнула недовольно Аннушка. — Могу себе представить, как обрадуется Его Высочество Фёдор Иванович. Иди уже. Долёживай, болезный.

Оставшись наедине, Аннушка обратила гнев на меня, сверля моё лицо недобрым взглядом.

— Кольцо снимал?

Ага. Значит, снятия не чует.

— Снимал. Иначе не вытащил бы Гришку.

— А если бы…

— Без «если». Всех положил там. Знаешь, Ань, я, может, благородству вашему не обучен, но в грязных играх кое-что понимаю. Хочешь результатов — развяжи мне руки.

— Может, ещё и петлю с шеи снять? — оскалилась АнМихална. — Ты и так под смертью ходишь.

— Всю жизнь, — равнодушно заметил я.

Мы помолчали. Аннушка сердито, а я спокойно. Не здесь мой бой, АнМихална. Но, чтобы справиться со своими задачами, мне надо род Охотниковых восстановить. Так что, не обессудь, а действовать я по-своему буду.

— Как прикрылся? — нехотя сделала ход Аннушка, так и не дождавшись инициативы от меня. — Патруль доложил, что у крепости возмущения, будто десяток тварей прорвались. А из следов — пепел и остатки сгоревшего мобиля. По ним даже не удалось определить, чей.

— Так крепостью и прикрылся, Аннушка. А ты мне почему не сказала, что крепости на магии смерти держатся? Запамятовала?

— Речь не зашла, — отрезала АнМихална.

— Артефакты магический фон дают?

— Да. Шестерни.

— А заряжает кто?

— Маги и заряжают. Как и чем — не знаю. Государственная тайна. Там целый отдел под это дело. Засекреченный. Только Государь Император и доверенные люди имеют доступ.

— А Михаил Андреевич Потапов имел? — в лоб спросил я.

— Ты отца-то не трожь, — прошипела Аннушка, напружинившись, как змея перед броском.

— И не думал. Но, АнМихална, у вас, похоже, дела крутятся государственного масштаба. Чуется мне, под это дело и Охотниковы полегли. Поэтому забираться нам высоко придётся.

— Сегодня и начнём. Ты, друг мой, нынче меня сопровождаешь в театр.

Хотелось ругаться по-чёрному, что мне не хватило бы самых витиеватых матерных выражений, чтобы передать отвращение от предстоявшего вечера. Не то, чтобы я не любил театр. Любил. В моём имении бывали заезжие артисты, и на представление я всегда ходил охотно, будь то лицедейство или цирк. Сызмальства любил это дело. Особенно когда про Петрушку показывали.

Но пышная публика, щегольски курсировавшая по наполненному огнями фойе театра, вызывала желание выжечь к ведьминым порткам всех до последнего служащего. Россию-матушку грызла Гниль. В отдалённых землях, где артефакты были послабее или вовсе истощились, люди страдали от набегов тварей. Каждый ломоть хлеба давался потом и кровью. Крестьяне жили в полуневольном положении, всецело завися от господина.

А эти расфуфыренные особи пили игристое из хрустальных бокалов и обменивались сплетнями. Я держал лицо, как мог. Иногда рукой.

Аннушка беззаботно щебетала, то сама приветствуя, то принимая приветствия. Я держался со скромным достоинством, стараясь мотать на ус то, что видел. Череда лиц, имён и титулов давно слилась в одну карусель. Запомнить всех я бы не смог, даже если бы поднатужился. Чай не твари гнилевы, по ярким признакам не отличишь.

Спектакль меня увлёк, и я смотрел, как ребёнок, полностью погрузившись в происходящее на сцене. Игра света, яркие костюмы, звонкие поставленные голоса… представлениям кочующих трупп, что я видел в прежней жизни, тягаться с этим великолепием было не под силу.

В антракте Анна Михайловна решительно взяла меня под руку и покинула ложу. И причина её тяги к развлечениям стала ясна. В фойе у лож нас встретила роскошная женщина с отливающими рыжиной тёмными локонами.

— Анна Михайловна, какая чудесная встреча!

Я раскланялся с незнакомкой, стараясь не пялиться откровенно. Осиная талия разделяла пышную аппетитную грудь, деликатно открытую вырезом платья, и крутые бёдра. Задница, должно быть, у этой дамы отменная.

— Ирина Владимировна, рада вас видеть, — улыбнулась в ответ Аннушка так сладко, что меня чуть не стошнило. — Позвольте вам представить моего дорогого друга, Его Сиятельство графа Охотникова, Матвея Павловича. Матвей Павлович, познакомьтесь, пожалуйста, Её Светлость княжна Прытникова, Ирина Владимировна.

— Восхищён, — коротко ответил я, но, подумав, добавил, — ходят слухи о вашей красоте, Ирина Владимировна, но они преуменьшают её наполовину, если не более.