Охотников. Нулевой потенциал

Пожитки собирать не требовалось: все моё было при мне. Я пересёк лес с удвоенной осторожностью, едва забрезжил рассвет. Тело все ещё ныло, сетуя на вчерашнюю нагрузку. Отчего же я так ослаб? Магия тоже демонстрировала зад, не желая подчиняться.

Исцарапавшись и пару раз едва не запахав носом, я, наконец, вывалился из-под завесы ветвей на открытое пространство и побрел в сторону порта. Ветер толкал меня в спину, зябко забираясь под полы влажной от утренней росы одежды, взъерошивал отросшие светлые волосы, свистел в ушах. Именно поэтому я не сразу различил голоса, доносившиеся от мостков, с которых меня вчера купали.

— …след… не похоже…

— …мне тут всё! Найти!

— …аше …городь… да где…

На мостках и вокруг ползали четыре человека, едва не носом землю роя. Пятый, высокий и худощавый, стоял, заложив руки за спину. Что-то мне подсказывало, что их неуёмная активность имеет прямое отношение к моему вчерашнему заплыву.

Я пригнулся, но, видать, слишком резко. Меня заметили. Голосов я уже не разбирал: несся, петляя, словно заяц. В памяти еще держалась оглушительно бахнувшая железяка. Но церемониться со мной не стали. Ноги захлестнула магическая петля, и я кулём покатился по свежей травке. А магия, ветреная моя красавица, гордо отказалась отзываться.

Настигли меня через минуту. Двое недавно ползавших подхватили подмышки, встряхнув чувствительно, но без лишней грубости. Ноги освободить и не подумали. А начальствующий тип зыркнул желтыми глазами из-под низко надвинутой шляпы, и неожиданно мелодичным голосом произнёс:

— Что ж ты от меня бегаешь, соколик?

Глава 3. Допрос с сюрпризом.

— Что ж ты от меня бегаешь, соколик?

Худощавость фигуры сразу стала понятна: начальствовала баба. Недурная, в целом, ноги в мужских брюках и высоких сапогах чуть не от ушей. Хотя, грудь, конечно, могла бы и надеть. Ну да в моём положении грубить — последнее дело. Тем более, женщине.

— С кем имею честь? — поинтересовался я со всем достоинством, какое только можно собрать со связанными ногами и вывернутыми руками.

Но незнакомку впечатлило. Она застыла с распахнутым ртом, пялясь на меня, как на недоумка, потом хмыкнула:

— Хорошая попытка, Матвей Павлович. Но не на ту напал.

— Степанович, — машинально поправил я.

Незнакомка вновь задумалась.

— Головушкой приложился, соколик?

— Приложился, — печально кивнул я. — А ещё в море поплавал. Хорошая водичка, рекомендую. Тёпленькая.

— Я ж говорю, АнМихална, притопили его! — радостно вклинился мужик, скрутивший мне правую руку.

— Помолчи, — одёрнула незнакомка. Хотя, можно сказать, познакомились уже. Анна, значит. Аннушка. Прям как матушка моя. — Дёру-то чего дал, Матвей Павлович?

— Степанович, — снова уточнил я и попросил жалобно, — отпустите, Анна Михайловна. Руки ноют.

Барышня не поддалась, криво улыбнувшись. Окинула меня оценивающим взглядом и коротко бросила:

— Обыскать.

Мужики особо не церемонились, но боли не причиняли, что дало мне надежду избежать очередных водных процедур или другой малоприятной смерти. Карманы мне вывернули, брюки и рубаху прощупали, сапоги сняли. В задницу, разве что, не заглянули. Монеты в подкладке лежали хитро, между плотными слоями ткани, да и не в курсе, видать, были мужики моей невеликой тайны. Не нашли.

— Пусто, АнМихална, как есть пусто, — отчитался тот, что слева. Оставшиеся два мужика замерли в напряженном молчании. Руки у них были свободны, значит, что выцеливают меня магией. Странно, но я не чувствовал её совсем. Свою чувствовал, худо-бедно, а от людей даже намеком на силу не веяло. Кто же меня спеленал? Неужто Аннушка?

— Куда дел, Матвей? Спрятал где? Или в море утопил, купаясь?

— Что дел, Анна Михайловна?

— Не придуривайся! Ты вчера должен был объявиться и передать, а мы тебя с полсуток ловим под каждой пристанью. Небось как с бабами кутить — так первый парень на деревне, а как дело делать — хвост поджал?

— Ежели первый был бы, так неужто такую красоту бы обошёл? И искать дальше спальни бы не пришлось.

Пощёчина звонко отдалась в голове. Не больно. Скорее, унизительно. Ох, горяча же ты, Аннушка.

— С нами пойдёшь, пустозвон. До штаба доберёмся, там иначе поговорим. Снимите петлю с ног.

— Не смею отказать прекрасной даме, — с притворной вежливостью я склонил голову, пытаясь оценить шансы сбежать. Чем больше языком буду молоть, тем вероятнее, что Аннушка первой расколется. Или отвлечётся.

Одежда на ней была мне непривычна. Сюртук мужского покроя, рубаха виднеется, да не простая, шелковая. Брюки такие узкие, что от взгляда на ноги слюна катится. Грудью судьба обделила, решила ногами отдариться, видать…

— Ты мне, часом, сапоги лобызать не намылился, Матвей Палыч? — выдернул меня из приятных размышлений насмешливый голос. — Шагай. А то поволочём.