При вступлении моем в должность начальника Московского охранного отделения ротмистр Иванов пытался продолжать ту же линию и со мной, но я «потихоньку и полегоньку» скоро дал ему понять, что я сам руковожу розыском и нуждаюсь в помощниках только в известных пределах - не дальше!
Прежде всего наши отношения стали портиться из-за тех крупных переделок и поправок, которые я вносил в его пышные по стилю приготовлявшиеся для моей подписи бумаги.
Когда, весной 1913 года, ротмистр Иванов понял, что он должен или окончательно покориться и занять относительно равное с другими офицерами отделения положение, или что-то предпринять, чтобы сильно досадить мне, или даже, может быть, «подложить свинью», то он выбрал второй путь - себе на голову!
Ротмистра Иванова не любили служащие отделения, особенно младшие, с которыми он обращался слишком заносчиво. Та простота, с которой я, как начальник отделения, обращался со всеми своими служащими, была полной противоположностью третированию, которое они встречали со стороны ротмистра Иванова.
В числе служащих были двое исполнительных и хороших чиновников, перебравшихся на службу в Москву из Саратова вслед за мной, я совершенно не отличал их какими-нибудь преимуществами, и они отнюдь не являлись моими «клевретами». Никаких нашептываний я не терпел, и если выделял кого-либо из служащих, то только за выдающуюся службу, а не за услуги с заднего крыльца. Все служащие это знали, и никто никогда и не пытался нашептывать мне на своих товарищей по службе.
Ротмистр Иванов, считая, однако, этих служащих моими клевретами, решил нанести удар по ним, думая, очевидно, досадить мне.
Однажды, примерно в мае 1913 года, я получил форменный рапорт от ротмистра Иванова, в котором он докладывал мне (вместо, казалось бы, более уместного в данном случае устного доклада), что, придя в назначенное и заранее условленное с одним из секретных сотрудников время на конспиративную квартиру, «хозяином» каковой был как раз один из названных мной выше служащих (предполагаемых «клевретов»), Неделяев, скромный и тишайший по нраву человек, он, ротмистр Иванов, не мог войти в квартиру, так как Неделяева дома не оказалось и квартира была заперта. Подождав некоторое время на улице, ротмистр Иванов (конечно, в штатском пла-
тье) увидел возвращавшегося домой Неделяева и вошел вместе с ним в квартиру. Так как Неделяев позволил себе отлучиться не вовремя и объяснения его ротмистр Иванов находил не заслуживающими уважения, то он доносит это мне на мое усмотрение.
Такая официальность, как подача формального рапорта в деле столь несложном, показалась мне актом нарочитым, но я, к сожалению, не уделил вначале этому делу особого внимания.
«Придирается к служащему, которого он не любит, и хочет, чтобы я применил наказание, пользуясь формальным предлогом!» - вот что мелькнуло у меня в голове; но я вызвал Неделяева для уяснения. Пришел он ко мне удрученный и сильно обиженный. «Я знал, что в два часа дня у меня в квартире ротмистр Иванов должен был встретиться с сотрудником К., но минут за десять до назначенного времени вспомнил, что у меня на квартире нет чая для заварки, а ротмистр Иванов любил угощать этого сотрудника чаем; я решил сбегануть в лавчонку купить чай, но, или ротмистр Иванов пришел ранее срока, или я опоздал на несколько минут, и мы встретились с ротмистром Ивановым у моей квартиры и почти одновременно вошли в нее. Вскоре пришел и сотрудник; а когда я подал им в комнату чай, то ротмистр Иванов стал кричать на меня, как на последнего бродягу, в присутствии секретного сотрудника, чем поставил меня в очень унизительное положение. Я извинился перед ротмистром Ивановым, но он никаких объяснений не принял!» - обиженно рассказывал мне Неделяев.
Я сделал для проформы замечание Неделяеву, хотя понимал, что проступок его ничтожен, в служебной рутине возможен и никакого, в сущности, вреда ни агентуре, ни вообще делу конспирации не нанесено.
За разными делами я скоро забыл об этом рапорте, но не забыл о нем ротмистр Иванов, и .. по прошествии месячного срока, «не получая от меня никакого официального ответа», он подал снова рапорт, но уже высшему начальству на меня. Рапорт был подан на этот раз градоначальнику. Последний подивился, выслушал мои объяснения, но решил отправить всю переписку в штаб Отдельного корпуса жандармов. Началось формальное расследование по приказу генерала Джунковского. Расследование это нашло все мои объяснения правильными, и в результате последовал перевод трех моих офицеров, примкнувших к жалобам на меня ротмистра Иванова, в разные провинциальные жандармские управления.
Это была попытка маленького «дворцового переворота», кончившаяся неудачно.