Окно выходит в белые деревья...

А вы останетесь собой,
когда придете в мир
                                         с трубой,
чтобы позвать на правый бой,
а вам приказ —
                          играть отбой?
Собой
                не сможет быть
                                              любой,
кто сделает отбой
                                       судьбой.
А вы останетесь собой,
когда трубу с чужой слюной
вам подловато всунут в рот,
чтобы трубить наоборот?
Труба с чужой слюною врет.

А вы останетесь собой,

когда с разбитою губой
вас отшвырнут,
                         прервав мотив,
в трубу
            затычку
                            вколотив?
А вы останетесь собой
с набитой сахаром трубой,
когда вас,
                будто на убой,
закормят,
               льстя наперебой,
все те, кто превратить в рабу
хотел бы грозную трубу,
оставив ей
                      лишь «бу-бу-бу»?
А вы останетесь собой,
когда раздрай и разнобой
в ревнивом стане трубачей
и не поймешь порой —
                                         кто чей,
а кто уже давным-давно
с трубой расплющен заодно…

А вы останетесь собой

и под плитою гробовой,
просовывая
                           сквозь траву,
как золотой кулак,
                                трубу?

Трубу

            перешибут
                                соплей,
когда сдадитесь
                                и состаритесь,
А вы останетесь собой?
Если вы есть,
                         то вы останетесь.

2 октября 1984

ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Маше, подарившей мне с тех пор, как было написано это стихотворение, двух сыновей — Женю и Митю

Последняя попытка стать счастливым,
припав ко всем изгибам, всем извивам
лепечущей дрожащей белизны
и к ягодам с дурманом бузины.

Последняя попытка стать счастливым,

как будто призрак мой перед обрывом
и хочет прыгнуть ото всех обид
туда, где я давным-давно разбит.

Там на мои поломанные кости

присела, отдыхая, стрекоза,
и муравьи спокойно ходят в гости
в мои пустые бывшие глаза.

Я стал душой. Я выскользнул из тела,

я выбрался из крошева костей,
но в призраках мне быть осточертело,
и снова тянет в столько пропастей.

Влюбленный призрак пострашнее трупа,

а ты не испугалась, поняла,
и мы, как в пропасть,
прыгнули друг в друга,
но, распростерши белые крыла,
нас пропасть на тумане подняла.

И мы лежим с тобой не на постели,

а на тумане, нас держащем еле.
Я — призрак. Я уже не разобьюсь.
Но ты — живая. За тебя боюсь.

Вновь кружит ворон с траурным отливом

и ждет свежинки — как на поле битв.
Последняя попытка стать счастливым,
последняя попытка полюбить.

1986

Петрозаводск

«Надо бы поскупее…»