– Понимаю, мальчик мой, – успокоил его Тиллингфорд и по-отечески ему улыбнулся. – Не расстраивайся… в детали можно будет вникнуть позднее. Надеюсь, ты здесь всерьез и надолго.
– Ну, совсем уж честно, – Хэмилтон вынужден был дожимать вопрос, – я не помню даже, на какую должность устроился. Правда же, смешно?
И они оба от души посмеялись над этим.
– Да уж, на редкость забавно, мальчик мой, – в конце концов согласился Тиллингфорд, вытирая с глаз слезы веселья. – Я уж думал, что все в жизни слышал.
– Ну тогда как насчет… – Хэмилтон постарался, чтобы его слова прозвучали легко и непринужденно, – небольшой вводной лекции, пока вы еще тут?
– Что ж, – сказал Тиллингфорд. Веселье отчасти оставило его; он принял торжественный и значительный вид, изобразив серьезную задумчивость. Он словно бы всмотрелся в даль, в нечто невидимое – очевидно, созерцая общую картину. – Я считаю, что никогда не вредно пройтись по основам. Всегда говорю – время от времени важно возвращаться к базовым постулатам. Так, чтобы нам далеко не отклоняться от нашего курса.
– Принято, – согласился Хэмилтон, вознося молчаливую молитву о том, чтобы он смог подстроиться под здешнюю реальность, какой бы она ни оказалась. Какое, черт побери, у Эдит Притчет могло быть представление о гигантском предприятии по исследованиям в области электроники?
– EDA, – начал Тиллингфорд, – как ты прекрасно понимаешь, является важным элементом социального облика страны. У него есть для выполнения жизненно важная задача. И Агентство эту задачу выполняет.
– Абсолютно так, – отозвался Хэмилтон.
– То, чем мы занимаемся здесь, в EDA, – это больше, чем работа. Я бы даже осмелился сказать, это больше, чем просто коммерческое предприятие. EDA не было основано для зарабатывания денег.
– Внимательно слушаю вас, – заверил Хэмилтон.
– Совершенно недостойно было бы хвастаться тем, что Агентство успешно экономически. Оно успешно; но это абсолютно неважно. Наша задача здесь – и это великая и благородная задача – намного выше самих понятий выручки и прибыли. И особенно это важно в твоем случае. Ты, как молодой начинающий идеалист, мотивирован теми же стремлениями, что некогда двигали мной. Сейчас я старик, я сделал свою часть работы. Однажды – возможно даже, довольно скоро – я сниму со своих плеч эту ношу, передам бремя нагрузки в более молодые и энергичные руки.
Обнимая Хэмилтона за плечи одной рукой, доктор Тиллингфорд гордо вошел вместе с ним в огромный комплекс исследовательских лабораторий Агентства.
– Наша цель, – величественно возгласил он, – заключается в том, чтобы повернуть неисчислимые ресурсы и таланты электронной отрасли к задаче повышения культурного уровня масс. Чтобы искусство стало доступным самым широким слоям населения.
Не выдержав, Хэмилтон резко отшатнулся.
– Доктор Тиллингфорд, – вскрикнул он, – вы это все серьезно, что ли?
Тиллингфорд в шоке лишь беззвучно открывал и закрывал рот.
– Джек, ты что?.. – пробормотал он. – В чем…
– Как вы можете стоять тут и нести всю эту чушь? Вы же образованный, интеллигентный человек, вы один из лучших в мире исследователей-статистиков! – Бешено жестикулируя, Хэмилтон буквально орал на растерявшегося старшего товарища. – Неужели у вас нет собственного рассудка? Ради всего святого – постарайтесь вспомнить, кто вы такой! Не позволяйте этому овладеть вами!
В ужасе попятившись, Тиллингфорд умоляюще сложил руки. Заикаясь, он спросил:
– Джек, мальчик мой, что это на тебя нашло?
Хэмилтона затрясло. Все это было бесполезно, пустая трата времени. Внезапно ему захотелось засмеяться в голос. Ситуация была абсурдной до невероятности, ему следовало бы придержать свой гнев. Бедный Тиллингфорд был ни в чем не виноват… не больше, чем та лошадь в штанах, запряженная в тележку с металлоломом.
– Простите, – сказал он устало. – Был взволнован.
– Ну слава всему святому, – выдохнул доктор Тиллингфорд, начиная приходить в себя. – Я присяду на минутку, если ты позволишь. У меня небольшие проблемы с сердцем… ничего серьезного, но порой беспокоят. Называется «пароксизмальная тахикардия». Старый мой будильничек иногда спешит. Извини. – Он исчез за дверью соседнего кабинета; дверь за ним захлопнулась, и лишь звук торопливо открываемых бутылочек с лекарствами и принимаемых таблеток чуть слышно просачивался в холл.
Похоже, он только что потерял свою новую работу. Хэмилтон разбито опустился на скамью в холле и потянулся за сигаретами. Отличное начало, прекрасная адаптация… хуже начала и придумать было нельзя.
Медленно и осторожно дверь кабинета вновь открылась. Доктор Тиллингфорд со страхом в расширенных глазах опасливо выглядывал из-за нее.
– Джек, – позвал он слабо.
– Да? – пробурчал Хэмилтон, не поднимая глаз.
– Джек, – неуверенно спросил Тиллингфорд, – но ведь ты же в самом деле
Хэмилтон вздохнул.
– Безусловно, доктор. – Он поднялся и повернулся к старику. – Я это просто обожаю. Лучше этого в мире ничего не придумано.
На лице Тиллингфорда отразилось невероятное облегчение.