Око небесное

В каком-то смысле главный раздел газеты отсутствовал. Она начиналась сразу со второго раздела, посвященного миру женщин. Моды, светские мероприятия, свадьбы и помолвки, новости культуры, игры. Раздел комиксов? Часть его была на месте – однако части не было. Остались юмористические и шуточные комиксы, в том числе детские; однако детективы отсутствовали, а вместе с ними комиксы о крутых парнях и комиксы для девушек. Но как раз это ему было в достаточной степени безразлично, разве что странно выглядели огромные пустые полосы в газете.

Скорее всего, вот так же выглядела сейчас северная Азия. Что-то вроде гигантской пустой газетной полосы – там, где когда-то жили миллионы людей, хорошо или плохо ли. Плохо – так решила полнеющая женщина средних лет по имени Эдит Притчет. Россия раздражала ее; словно надоедливый комар, она делала ее жизнь неприятной.

И кстати, Хэмилтон до сих пор не видел здесь ни мух, ни комаров. Не было и пауков. Вообще никаких вредителей. К тому времени, как миссис Притчет закончит, это будет весьма привлекательный для жизни мир, очень приятный… если хоть что-то вообще останется.

– Скажи, а это не смущает тебя? – внезапно спросил он у Силки. – То, что больше нет никакой России?

– Никакой чего-чего нет? – переспросила та, выглядывая из-за своего журнала.

– Забудь. – Отбросив газету, Хэмилтон угрюмо побрел из гостиной на кухню. – Вот этого я вынести никак не могу, – объявил он своей жене.

– Чего этого, дорогой?

– Им все равно!

– Но ведь никакой России никогда не было. Как же им может быть не все равно? – мягко указала ему Марша.

– Но им не должно быть все равно. Если бы миссис Притчет отменила письменность, им бы тоже было все равно. Они бы не скучали по ней – просто не заметили бы, что она исчезла.

– Но если они не заметили этого, – сказала Марша задумчиво, – то какая, действительно, разница?

Об этом он не подумал. И задумался, лишь когда женщины накрывали на стол.

– Все еще хуже, – сказал он Марше. – И это действительно самое плохое из всего. Эдит Притчет мухлюет с их миром – она переделывает их жизни, и они даже не замечают этого. Просто ужасно.

– Но почему? – вспыхнула Марша. – Может быть, все не так и страшно. – Понизив голос, она кивнула в сторону Силки. – Разве это ужасно? Неужели раньше она была лучше?

– Да не в этом дело. Дело в том, что… – Он в сердцах пошел вслед за ней. – Сейчас это уже не Силки. Это кто-то другой. Восковая кукла, которой миссис Притчет заменила Силки.

– По мне, это самая обыкновенная Силки.

– Ты ее раньше никогда не видела.

– И слава богу, – горячо сказала Марша.

Пугающее подозрение исподволь стало зарождаться в нем.

– Тебе тут нравится, – тихо сказал он. – Тебе здесь и правда лучше.

– Ну я бы так не сказала, – ушла от прямого ответа Марша.

– Но ведь так и есть! Тебе нравятся эти – эти улучшения!

В дверях кухни Марша остановилась с полными руками столовых приборов.

– Я думала об этом сегодня. Во многих отношениях все здесь гораздо чище и уютнее. Нет грязи, нет путаницы. Все здесь… ну, гораздо проще. Больше порядка.

– Да, вот только этого «всего» здесь не так уж много.

– Ну и что в этом плохого?

– А что, если мы вдруг превратимся в нежелательные элементы? Ты об этом не думала? – Жестикулируя, он продолжал: – Это просто опасно. Взгляни на нас – нас ведь уже переплавило по-новому. Мы асексуальны – неужели тебе это нравится?

Немедленного ответа не последовало.

– Господи боже, – понял вдруг Хэмилтон с ужасом и отвращением. – Тебе так больше нравится.

– Поговорим об этом позже, – сказала Марша, выходя из кухни с приборами.

Но Хэмилтон схватил ее за руку и грубо втащил обратно.

– Отвечай мне! Тебе так больше нравится, верно ведь? Тебя устраивает то, что старая, толстая ханжа вычистила из мира секс и все неприятности?

– Ну, – сказала Марша задумчиво, – я действительно считаю, что некоторая уборка может пойти миру на пользу, да. И если вы, мужчины, не можете этим заняться или же не хотите…

– Я тебе кое-что сейчас поведаю, – яростно сообщил ей Хэмилтон. – С той же скоростью, с какой Эдит Притчет упраздняет категории, я планирую их восстанавливать. И первой категорией, которую я восстановлю, будет секс. Прямо сегодня вечером я собираюсь вернуть секс в этот мир.

– Да чего же от тебя еще ожидать? Ты одного только и хочешь, постоянно только об этом и твердишь.

– Вот эта девушка. – Хэмилтон мотнул головой в сторону гостиной, где Силки любовно раскладывала салфетки по обеденному столу. – Я отведу ее вниз и затащу в постель!

– Милый, – сказала Марша практично, – но ведь ты не сможешь.

– Это еще почему?

– Но она… – Марша сделала выразительный жест. – Она не приспособлена.

– Тебе что, наплевать на это?

– Но это же абсурдно. Все равно что говорить о пурпурных страусах. Такого просто не бывает.

Размашистым шагом Хэмилтон ворвался в гостиную и крепко ухватил Силки за руку.

– Пойдем, – приказал он ей. – Мы сейчас спустимся вниз, в комнату для прослушивания музыки, и будем слушать квартеты Бетховена.

Пораженная Силки, спотыкаясь, вынуждена была последовать за ним.

– Но что насчет ужина?