Око небесное

Хэмилтон сперва даже не понял, что перед ним. Силуэт тихо задрожал, оседая на одну сторону. В его разбитых окнах слабо пульсировал звездный свет. Словно гнилая древесина, выпирающая крыша автомобиля просела и сложилась внутрь. На глазах Хэмилтона капот треснул, будто яйцо; ржавеющие детали посыпались из-под него и упокоились, наполовину погрузившись в лужу из масла, воды, бензина и тормозной жидкости.

Мимолетное мерцание пробежало по массивному корпусу автомобиля. Затем с протестующим стоном остатки двигателя просели сквозь проржавевшие опоры – прямо на мостовую. Блок цилиндров разломился пополам и начал медленно и методично превращаться в перемешанные частицы.

– Ну, – со вздохом сказал водитель Тиллингфорда, – вот так.

Тиллингфорд глядел на руины, бывшие его «кадиллаком». Понемногу бешенство и гнев овладевали им.

– Все рушится. – Он злобно пнул останки автомобиля. «Кадиллак» осел еще ниже, превратившись в совсем уж бесформенный комок металла, что исчез в ночных тенях.

– Это ничем не поможет, – заметил один из его людей. – Лучше просто плюнуть.

– У нас будут проблемы с возвращением, – сказал Тиллингфорд, стряхивая капли масла со штанины. – Между нами и предприятием лежит район рабочего класса.

– Да, они могли и баррикады на шоссе построить, – согласился шофер. В полумраке боевики компании были неразличимы между собой; каждый казался Хэмилтону расплывчатым мощным гигантом, брутальным и хладнокровным. И почему-то они напоминали немцев.

– Сколько человек у нас здесь? – потребовал ответа Тиллингфорд.

– Тридцать, – доложили ему.

– Лучше бы зажечь фальшфейер, – посоветовал один из боевиков компании без особой убежденности. – Слишком темно, можем пропустить момент, когда они бросятся.

Хэмилтон проложил себе плечом путь к доктору Тиллингфорду и хрипло спросил:

– Это вы всерьез? Вы что, реально верите…

Он осекся, когда первый кирпич разбился об останки «кадиллака». Поодаль в тени перебегали и приседали размытые силуэты.

– Ясно, – сказал он, исполнившись страха. И понимания.

– О мой бог, – тонким голосом сказала Марша. – Как мы тут выживем?

– Может быть, никак, – ответил Хэмилтон.

Второй кирпич свистя прилетел из тьмы. Поежившись от страха, Марша уклонилась от него и пробралась к Хэмилтону.

– Чуть не задело. Мы прямо посередине; они собираются тут друг друга поубивать.

– Жаль, что вас не задело, – тихо процедила Эдит Притчет. – Тогда бы мы были уже не здесь.

В ужасе и отчаянии Марша застонала. Вся группа смотрела на нее жестко и неодобрительно; лица казались ярко-белыми в безжалостном свете фальшфейера.

– Вы все в это верите. Вы думаете, что я – коммунист.

Тиллингфорд быстро обернулся. Его грубое, искаженное лицо отразило почти истерический страх.

– Верно, я и забыл. Вы все были именно на партийном собрании под видом пикника.

Хэмилтон хотел было опровергнуть это. Но усталость победила. Какая, в сущности, разница? Вполне вероятно, что в этом мире они и впрямь были на коммунистическом пикнике, сходке Прогрессивной партии с народными танцами, песнями испанских республиканцев, речами, плакатами и петициями.

– Ну что ж, – мягко сказал он жене, – мы проделали долгий путь. Прошли три мира, чтобы попасть сюда.

– Что ты имеешь в виду? – Голос Марши сорвался.

– Ты могла бы мне и сказать.

Ее глаза вспыхнули.

– И ты не веришь мне? – Ее хрупкая бледная рука взметнулась в темноте; обжигающая боль пронзила его лицо и рассыпалась в нем слепящим круговоротом искр. Почти тут же обида покинула ее. – Это неправда, – безнадежно произнесла она.

Потирая горящую и распухшую щеку, Хэмилтон сказал:

– И все же это интересно. Была ведь поговорка, что никогда не узнаешь, что у человека на уме, пока не проникнешь в его разум. И вот мы здесь. Мы уже побывали в голове у Сильвестера, в разуме Эдит Притчет, в безумном сознании мисс Рейсс…

– Если мы убьем ее, – ровным голосом сказал Сильвестер, – то мы выберемся отсюда.

– Обратно в свой мир, – добавил Макфайф.

– Отвалите от нее, – предупредил Хэмилтон. – Держитесь подальше от моей жены.

Их окружало тесное и враждебное кольцо членов группы. Какое-то время никто из них не двигался; шесть фигур застыли в напряжении с опущенными руками. Потом Лоус пожал плечами и заметно расслабился. Он отвернулся и пошел прочь.

– Забудьте, – бросил он через плечо. – Пусть Джек с ней разбирается. Это его проблема.

Дыхание Марши стало быстрым и неровным.

– Это так чертовски ужасно… Я не понимаю. – Она жалобно покачала головой. – Это полная бессмыслица.

Вокруг них упало еще несколько камней. Из бурлящей тени донеслись звуки, сперва негромкие и ритмичные, но постоянно растущие, пока они не стали многоголосым скандированием. Тиллингфорд стоял, прислушиваясь; тяжелые черты его лица выражали жестокость и злобу.

– Слышишь их? – спросил он у Хэмилтона. – Они там, скрываются во тьме. – Его грубое лицо исказилось гримасой презрения. – Животные.

– Доктор, – воспротивился Хэмилтон, – но вы же не можете верить в это. Вы же должны знать, что это не вы.

Не глядя на него, Тиллингфорд сказал:

– Вали к своим краснопузым дружкам вон там.

– Что, вот так все плохо?