Окраина

Девушка посмотрела на него вопросительно. Только он собрался объяснить ей свои слова, как дорогу им преградил целый караван подвод на резиновом ходу. Низкие платформы, влекомые лошадьми, выстланы соломой, над которой, подобно небоскребам, высятся шкафы, буфеты, швейные машинки и разные ящики. Дети и собаки, сопровождающие караван, норовят выбрать самые грязные, самые глубокие лужи. По сторонам подвод шагают, разбрызгивая грязь, мужчины и женщины в высоких резиновых сапогах. Одна женщина несет в объятиях кошку, другая — клетку с волнистым попугайчиком, третья — сумки, набитые посудой. За плечами у старух плетеные корзины, в которых бьются куры или кролики. Мужчины на ходу советуются с возчиками, где бы удобнее остановить подводы. Через всю эту толпу пробирается на дамском велосипеде, увешанном окровавленными кроличьими шкурками, бывший кулак Штедронь, громко споря с воображаемыми собеседниками:

— Придумали тоже! Лучше и быть не может! Разведут там блох, тараканов да клопов, крысы все сожрут — тогда что, снова строить им будете? Видали — виллы для скотниц!

Новоселы с готовностью расступаются перед его скрипучим велосипедом. Кое-кто посмеивается над «кожевником», но большинство от него отворачиваются. А домики, сверкающие зернышками свежей штукатурки, словно скалят зубы при виде всей этой источенной червями мебели, утопающей в бездонной слякоти.

— А кончится тем, что полы на дрова изрубят! — никак не угомонится Штедронь.

Теперь уже засмеялись все зеваки, взглядами и пальцами ощупывая убогие пожитки новоселов. Коротко засмеялась и девушка Франтишка. Зрелище и впрямь забавное. Новоселы так растеряны и смущены, что не знают, с чего начать. Слоняются вокруг подвод, отдавая какие-то бессмысленные распоряжения, кричат на детей, кричат на собак, кричат на лошадей, а вот перетряхнуть заплесневелые тюфяки да выгрузить сундуки, под которые, вместо отломанных ножек, подкладывают кирпичины, им в голову не приходит. Тут Франтишек, догадавшись наконец, спохватывается:

— Держись за мной, я знаю, как пройти. Восемь лет каждый день тут грязь месил…

Когда им удалось наконец обойти шеренгу подвод, сразу стало веселей шагать. Они минуют фронт белых усадеб бывших помещиков. Во всех ворота открыты настежь. Это непривычное обстоятельство побуждает Франтишка сказать с некоторой гордостью:

— Ты не можешь себе представить, как люди тут жили. Я, например, впервые в жизни заглядываю в эти дворы!

Девушка с любопытством подошла к одним воротам, даже ступила во двор — и недоуменно оглянулась на Франтишка:

— И ничего ты не потерял! Навоз, солома, куры…

Франтишек вздохнул: ну как ей объяснишь? Лучше уж двигаться дальше…

— Отсюда только два шага…

Если не считать непредусмотренного каравана подвод, все расчеты Франтишка оправдываются. Дверь в их квартиру не заперта, хотя дома никого нет. Девушка просто так, чтоб не молчать, — спросила:

— Вы что, не запираете?

Франтишек уже и не вздыхает. Вздыхать по всякому поводу — вздохов не хватит. Что ни скажет девушка, все как-то неуместно, словно она совсем из другого мира. Но нельзя же всякий раз уводить разговор в сторону или делать вид, будто не расслышал. Еще дураком покажешься. Поэтому он подводит девушку к крошечному окошку, за которым простерся Жидов двор во всей своей красе. Познакомив гостью с его примечательной топографией, он добавляет:

— Там, где общие сени, коридоры, галерейки, клозеты, где общая навозная куча и общая сточная канава, — там не может быть отдельного замкнутого существования. Всем известно, что ты ел и от чего тебя тошнит. И вообще, — он обводит рукой всю кухню, — что здесь красть-то?

Девушка, проследив за его жестом, начинает тихо смеяться. Потом она становится серьезной и говорит извиняющимся тоном:

— Не истолкуй мой смех превратно, но все здесь такое странное…

Лучше б уж смеялась. Вполне возможно — более того, несомненно, — Франтишек присоединился бы к ней, и они посмеялись бы вместе. А так Франтишку остается промолчать, чтобы затем, за неимением другой темы, банальнейшим образом осведомиться, не хочет ли гостья есть. Нет, но от чашки кофе она не отказалась бы. Не тут-то было! В Жидовом дворе известен лишь один способ приготовления кофе с молоком. Раньше в кружку с таким кофе крошили хлеб. Теперь пьют с белыми булочками. Или с печеньем и пирожками. В плане Франтишка обнаруживается трещина. На черный кофе он не рассчитывал. Сначала он прикидывается, будто шарит в буфете — отвык, мол, забыл, где что лежит. Тем временем до него доходит, что от девушки его отдаляют не ее капризы и не местечковые предрассудки, а черный караван подвод, запряженных вороными конями, облупленный стол, за которым она сейчас сидит, ржавый умывальник за ее спиной и печка, сконструированная из молочного бидона. Это так просто… И Франтишек беспомощно разводит руками:

— Здесь не пьют черный кофе…

Затем он уверенным движением сует руку за изголовье одной из кроватей и извлекает оттуда литровую бутылку с ромом, почти полную. Во все время этой процедуры Франтишек не спускал с девушки глаз.