Окраина

Памятуя отнюдь не ободряющее высказывание матери, что ни к чему неохота приступать с голыми руками, он точно рассчитал время, которое мать проводит дома, и то, какое она проводит в коровнике. Все это он старается привести в соответствие с расписанием поездов, отправляющихся с Дейвицкого вокзала на Кладно. Орешек поистине крепкий, но, если Франтишек его разгрызет, он выиграет многое. Например, предотвратит нежелательную встречу матери с девушкой, избавив их обеих, а главное, себя от тягостного смущения. Затем это поможет создать обман зрения: комната в доме родителей, вернее кухня, покажется тем просторнее, чем меньше будет в ней народу. Потому что теснота помещения действует угнетающе, а это плохой вклад в счастливое будущее, открывающееся перед Франтишком. После сложных расчетов, в сравнении с которыми государственные экзамены кажутся не труднее школьных, Франтишек приходит к выводу, что наиболее подходящий день для прогулки к францисканскому монастырю и, может быть, для воскресного обеда — суббота. После полудня мать уходит в коровник, а отец, если не перегоняет составы с одного пути на другой, удаляется в трактир пана Гинека. Стало быть, ничто не помешает возникнуть желанному оптическому обману, и вообще суббота — почти воскресенье, а ведь именно о воскресенье шла речь в его обещаниях, данных в дни очарованности первой серьезной любовью.

Приглашение в дом Франтишковых родителей несколько озадачило девушку: много воды утекло с той поры, когда восторженный влюбленный расписывал ей свои мечты о совместной жизни в пограничье, в доме, изукрашенном фольклорным орнаментом; она вовсе не в восторге от попытки нового сближения. Но, усмотрев в этом приглашении просто желание внести разнообразие в их встречи, она согласилась.

В день, дата которого явилась следствием длительных расчетов Франтишка, они встречаются в зале Дейвицкого вокзала. От прежней меланхолии Франтишка не осталось и следа. Мимо огромных щитов с расписанием поездов он проходит с чувством богатого клиента бюро путешествий. Все предлагают ему свои услуги. Только ради него держат на вокзале швейцара, директора ресторана и уборщицу, обслуживающую клозеты. Ради него хрипло отстукивают время часы, взвешивают багаж весы, гудят оба паровоза. Первая после Праги остановка — Велеславин, а он расположен на возвышенности, и одному паровозу, пожалуй, с подъемом не справиться.

Франтишек выбирает места в вагоне спиной к движению. Передний паровоз с пыхтеньем извергает целые хвосты искр. Днем их веселый рой не виден, но они влетают в окна и оседают в виде сажи на противоположных сиденьях. Даже такую мелочь предусмотрел Франтишек в своем плане!

— Только не жди, что увидишь этакую деревеньку со священником и паном учителем, который разводит пчелок, — предупреждает он девушку. — Уезд скорее просто окраина — не то Праги, не то Кладно. До хрестоматийных картинок ему далеко.

Девушка не спорит, она считает, что и ее родному городку далеко до картинок из хрестоматий. А впрочем, что в жизни близко к хрестоматийным картинкам? Франтишек может сам об этом судить: он ведь уже два раза побывал в ее городе.

Франтишек предпочитает эту тему обойти. Из двух своих посещений он вывез не самые приятные воспоминания. Но сейчас, когда все оборачивается к лучшему, неприятности забыты. Под грохот колес и ритмичное попыхивание паровоза он никак не может понять, почему раньше его так утомляли ежедневные поездки в Прагу и обратно! Ведь это так легко!

Станция Уезд плавает посреди серебристых луж от тающего снега, подобная океанскому пароходу. Еще в вагоне, у открытого окна Франтишек принял на себя обязанности лоцмана. Объяснил: вон там, на горизонте, где опустили свою разноцветную завесу дымы «Польдовки», — там Кладно, а там, где ломаная линия, образуемая верхушками хвойных деревьев, обозначила невысокий холм посреди равнины, — там и есть бывший монастырь францисканцев-миноритов.

Прежде чем девушка усвоила эти сведения (не имеющие для нее абсолютно никакой ценности), оба уже очутились по щиколотку в воде и грязи. Это неприятно, но на сердце у Франтишка легко. Он чуть даже не предложил перенести девушку на руках через самые большие лужи. Но — как бывает на свете — верх одержал страх оказаться в смешном положении, когда он будет задыхаться, а то и вовсе, неверно ступив, свалится со своей ношей в грязь. Поэтому оба этакими стрекозами порхают над водной гладью, под которой скрылась дорога.

Недалеко от станции выстроились в ряд новые коттеджи для работников госхоза. Стекла, отражая сияние солнца, мечут молнии, шесты, еще недавно обозначавшие, до какой высоты возводить стены, валяются в грязи у придорожной канавы. Их ленточки, когда-то цветные, бессильно распластались в прошлогодней траве. Франтишек, махнув рукой в сторону сахарно-белых стен с иголочки новеньких домиков, грустно пожимает плечами:

— Да, теперь нам их уже не догнать…