Оксюморон

Теоретически такая возможность существовала. Был у меня один знакомый который рассказывал, что ему несколько раз удалось избежать неприятностей, которыми мог сопровождаться допрос, только тем, что он обращался к допрашивающему его следователю не иначе как – господин следователь. Но и этот вариант был мной вскоре найден абсурдным, и то был случай, когда обращение “господин” не позволило проявится господину в смысле социального статуса. Форма, так сказать, подменила вовремя суть. А в данном случае “господин” предстал передо мной во всей дарованной ему силе и славе. Удар дубинкой в живот мгновенно загнал в объективную реальность все мои пространные измышления. И абсолютно безапелляционно расставил все акценты. Я снова, в который раз, ощутил себя самым нижним звеном пищевой цепочки. Вскоре мы сидели за тем же столом, за которым совсем недавно меня так усердно потчевали разносолами. Происходящее более всего по описанию походило на допрос.

Шопен-Гауэр, положив перед собой чистый лист бумаги и щёлкнув ручкой принялся что-то писать. Писал он довольно долго. Пока он писал, сидящий рядом Стройненький играл вилкой с куском остывшей осетрины, я растирал ушибленное место, а Виктория Степановна заливала комнату нежнейшими аккордами.

Наконец Шопен-Гауэр закончил писать, положил ручку рядом с исписанным листком, и посмотрев мне прямо в глаза, улыбнулся, наверняка, одной из своих самых бронебойных улыбок, системы “СТОЙ КТО ИДЁТ”. Такие улыбки должно быть выдавались ему вместе с табельным оружием под расписку и по ним он сдавал раз в год нормативы. Его глаза походили на тонкие порезы, заполненные кровью разбавленной водкой. Я, признаться, никогда не понимал, что происходит с человеческим организмом случись ему обрести атрибуты государевой власти будь то милицейская форма, притороченная ли к седлу собачья голова, депутатская корочка или, наконец, чиновничья мигалка. Человеческий организм почему-то начинает выбрасывать какие-то эмоциональные протуберанцы. Даже школьная техничка начинает разговаривать на “ты” с незнакомыми ей людьми, случись им попасть в зону её пахучих полномочий. Не говоря уже о сторожах, которым к тому же, освободиться от пут условностей помогает алкоголь.

– Может быть вы, Алексей, хотите позвонить адвокату? – прищурившись с улыбкой произнёс Шопен-Гауэр.

– Нет, – сказал я – не хочу. Обойдусь.

Шопен Гауэр посмотрел на меня долгим взглядом. В этом взгляде явственно проступала досада. Так надуваются обиженные злые дети у которых отнимают кузнечика не позволяя оторвать ему лапки.

У тебя, дорогой читатель, наверняка возник вопрос, почему же я всё же не потребовал себе адвоката, и не прекратил этот цирк? Охотно отвечу. Во-первых, в тот миг я отчего-то был уверен, что это вряд ли поможет. Уж очень хищное выражение лица было у доблестного стража порядка, такие как он не тратят лишнюю энергию на выражение лица, они экономят её для более приятных, с их садистской точки зрения, дел. Да и на адвоката надежды было мало. К своему возрасту я уже довольно твёрдо уяснил, что для адвоката, во всяком случае бесплатного, понятие “законность” – значит примерно то же, что и для людоеда понятие “человеколюбие”.

– Значит вы утверждаете, что были приглашены хозяином этого дома в гости -спросил Шопен-Гауэр.

– Да, – ответил я – всё было именно так.

– Ну что-же, сказал Шопен-Гауэр,– я вас выслушал и считаю вполне естественным, что вы рассказали мне только то, что сочли необходимым. Я уважаю сложность вашего положения, но разве не могло быть так, – зло прищурившись процедил сквозь зубы Шопен-Гауэр – что вы влезли в дом Стройненьких, с целью ограбить дом убить хозяина и изнасиловать и хозяйку? При этих словах его голос звучал снисходительно, словно осенний дождик. Можно было поверить, что человек обладающий таким голосом максимум на что способен, так это погрозить пальчиком. Причём после этого сразу нырнуть в карман за сладкой конфеткой. Но я знал, что именно наличие показных атрибутов доброты, как-то, добрый голос или улыбки, или попытки перейти на дружеский тон в официальной обстановке при ведущемся протоколе и являются чаще всего показателем наличия в душевном парламенте индивида демонической фракции. Подобно тому как плохо воспитанные люди всегда стараются выглядеть изысканно воспитанными. В конце концов даже Диавол был когда-то ангелом.

– А после – продолжал Шопен-Гауэр, – несчастная испуганная женщина, супруга хозяина, вызвала меня, и вот я здесь.

Его версия была столь глупой, что мне сразу стало понятно, что никакие доводы логики мне не помогут. Сам хозяин сидя тут же за столом продолжал паскудненько улыбаться. “Несчастная женщина” за всё время разговора не проявила к происходящему в паре метрах от неё ровным счётом никакого внимания и наигрывала какой-то упоительно-нежный ноктюрн.

– Ну как вам моя версия, – спросил Шопен-Гауэр – могло так быть в принципе или нет?

Он улыбнулся с видом человека чьи труды увенчались заслуженным успехом.