Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

— Господа члены Временного совета Российской республики! Временное правительство поручило мне сделать вам нижеследующее заявление. В последнее время вся Россия и в особенности население столицы было встревожено открытыми призывами к восстанию, которые делались со стороны безответственной, отколовшейся от революции демократии, я бы сказал, крайней не в смысле направления, но крайней в смысле отсутствия разума — части демократии. В это же время другая часть печати также вела агитацию и пропаганду с требованиями немедленной смены Временного правительства и замены существующего образа правления диктатурой. Это печаталось в последнее время в газетах «Новая Русь», «Живое Слово» и «Общее Дело». С другой стороны, призывы к восстанию ежедневно помещались в газетах «Рабочий Путь» и «Солдат», и вместе с тем начались приготовления к действительной попытке ниспровержения существующего государственного строя путем вооруженного восстания.

После чего Керенский стал обильно цитировать известные нам произведения, публиковавшиеся «разыскиваемым, но скрывающимся государственным преступником Ульяновым-Лениным», а также высказывания Троцкого. И рассказал о своих попытках вразумить Военно-революционный комитет.

— Несмотря на целый ряд выступлений, уговоров и предложений, которые шли от целого ряда общественных организаций, и в особенности весьма внушительное заявление, которое было сделано вчера представителями всех приехавших сюда делегатов фронта, мы не получили в срок заявления об отказе от сделанных распоряжений. Нам в 3 часа ночи было сделано только заявление, что принципиально все пункты, предъявленные как ультиматум со стороны военной власти, принимаются… Но, как я ожидал и был уверен по всей предыдущей тактике этих людей, это была очередная оттяжка и сознательный обман. В настоящее время прошли все сроки, и мы того заявления, которое должно было быть в полках, не имеем. Но имеется обратное явление: именно самовольная раздача патронов и оружия, а также вызов двух рот в помощь революционному штабу. Таким образом, я должен установить перед Временным Советом республики полное и ясное состояние известной части населения города Петербурга как состояние восстания[2762].

Милюков подметил: «Керенский произнес эти слова довольным тоном адвоката, которому удалось, наконец, уличить своего противника, как он уличал Корнилова, в том, что тот тщательно и искусно скрывал. Он и в эту минуту заботился прежде всего о «юридической квалификации», как он тут же выразился. Но с места послышалось ироническое: «Дождались». И Керенский при возраставшем шуме на крайней левой прибавил:

— Мною и предложено немедленно начать соответствующее судебное следствие. (Шум слева). Предложено также произвести соответствующие аресты. (Шум слева не дает А. Ф. Керенскому говорить.)

«Аресты кого? — недоумевал Милюков. — Приказ об аресте Ленина был отдан уже несколько дней тому назад, но Керенский сам ядовито, как он думал, заметил, что «вожаки имеют обычай и чрезвычайную способность скрываться», и им «никакие тяжкие последствия восстания» не грозят… И вся речь Керенского, не такая намеренно красивая, как обычно, скорее взволнованная и растерянная, даже в эту минуту была направлена не к тому, чтобы подавить восстание, а к тому, чтобы оправдать себя в глазах левой и даже в глазах восставших. Чтобы доказать, что они действительно преступники»[2763].

— Временное правительство предпочитает быть убитым и уничтоженным, но жизнь, честь и независимость государства не предаст.

«Керенскому устраивают овацию, — вспоминал Суханов. — Публика на хорах и весь зал встает и рукоплещет — кроме интернационалистов. Кадет Аджемов в энтузиазме выбегает вперед и кричит, указывая на нас пальцем:

— Дайте фотографию, что эти сидели!

Керенский продолжает:

— Временное правительство упрекают…

— В бестолковости! — кричит Мартов среди шума и волнения.

Председатель призывает Мартова к порядку»[2764].

— Правительство могут упрекнуть в слабости и чрезвычайном терпении, но, во всяком случае, никто не имеет права сказать, что Временное правительство за все время, пока я стою в его главе, и до этого прибегало к каким-либо мерам воздействия раньше, чем это не грозило непосредственной гибелью государству.

К Керенскому подошел Коновалов и передал записку. Это была копия известного нам документа, который ВРК разослал по войскам: «Предписываю привести полк в полную боевую готовность и ждать дальнейших распоряжений. Всякое промедление и неисполнение приказа будет считаться изменой революции. За председателя Подвойский, секретарь Антонов». Керенский, прочтя документ собранию, констатировал вновь «состояние восстания».