Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

— В действительности это есть попытка поднять чернь против существующего порядка и сорвать Учредительное собрание и раскрыть фронт перед сплоченными полками железного кулака Вильгельма. (Возглас в центре: «Правильно!» Слева шум и возгласы «Довольно!»)… Те группы и партии, которые осмелились поднять руку на свободную волю русского народа, угрожая одновременно с этим раскрыть фронт Германии, подлежат немедленной, решительной и окончательной ликвидации. Я прошу от имени страны, да простит меня Временный Совет республики, — требую, чтобы сегодня же в этом заседании Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания[2765].

Бурные аплодисменты справа и в центре, смешки слева и зловещее молчание пустых большевистских скамей. В восприятии Керенского: «Во время моей речи члены Совета Республики не раз, стоя, с особым подъемом, свидетельствовали о своей полной солидарности с Временным правительством в его борьбе с врагами народа. В минуты этого всеобщего национального взрыва только некоторые вожди партий и группировок, тесно связанных с двумя крайними флангами русской общественности, не могли преодолеть в себе жгучей ненависти к правительству Мартовской Революции: они продолжали сидеть, когда все собрание поднималось, как один человек. Эти «непримиримые» были — с.-д. интернационалист Мартов, к.-д. Милюков и два-три корниловских казака»[2766].

Краткое изложение речи Керенского комиссар штаба Петроградского округа сообщил внеочередной телеграммой комиссарам армий, фронтов и военных округов. В телеграмме также были — не соответствовавшие действительности — приписки о том, что позиция главы правительства поддерживается ЦИК, который покидает Смольный «как опорный пункт мятежного Совета», а также о закрытии газет «Рабочий Путь» и «Рабочий и Солдат» за призывы к вооруженному восстанию[2767]. Гиппиус записала: «Сегодня несчастный Керенский выступал в Предпарламенте с речью, где говорил, что все попытки и средства уладить конфликт исчерпаны (а до сих пор все уговаривал!) и что он просит у Совета санкции для решительных мер и вообще поддержки правительства. Нашел у кого просить и когда!»[2768]

Действительно. Дан слушал речь премьера и думал: «Но с чем бóльшим пафосом говорил Керенский, тем более удручающим было впечатление, производимое на нас его речью. Вот уж подлинно можно сказать, — нам было бы смешно, если бы не было так грустно! Грустно и ввиду общего политического положения, грустно и лично за Керенского, который, при всех своих благих намерениях и искренней преданности делу свободы, так очевидно с закрытыми глазами катился в пропасть»[2769]. Суханов подтверждал: «В общем выступление Керенского… было совершенно излишним. С формальной стороны правительство было совершенно правомочно, и его самые «решительные» меры были законны… Керенский выступил просто потому, что ничего другого он не мог сделать. Он выступил, вместо того, чтобы что-нибудь сделать реальное»[2770].

После своей речи, вспоминал Керенский, «уверенный в том, что представители нации до конца сознали всю исключительную тяжесть и ответственность положения, я, не ожидая голосования Совета, вернулся в штаб к прерванной срочной работе, уверенный, что не пройдет и 1½ часа, как я получу сообщение о всех решениях и деловых начинаниях Совета Республики в помощь правительству»[2771]. Не совсем понятно, о каких «деловых начинаниях» в принципе могла идти речь. Однако, считал Милюков, «Совет республики, конечно, мог и должен был оказать правительству нравственную поддержку. В сущности, при данном положении, его поддержка уже немного стоила. Но, если бы Совет оказал правительству поддержку, он, по крайней мере, независимо от хода событий, оправдал бы собственное существование»[2772].

Пока же Керенский возобновил кипучую деятельность. Пресса сообщала: «Около 3 часов дня прибывший на несколько минут в Зимний дворец А. Ф. Керенский распорядился удалить из дворца всех женщин, после чего уехал. Чем вызвано это распоряжение — неизвестно, но оно произвело панику. Зимний дворец опустел. Сам А. Ф. Керенский все время, кроме того, когда он был в Предпарламенте, находился в штабе округа, лично руководя действиями юнкеров и отдавая распоряжения»[2773].

Станкевича министр-председатель встретил «в приподнятом настроении. Он только что вернулся из Совета Республики, где произнес резкую речь против большевиков и был встречен обычными и всеобщими овациями.

— Ну, как вам нравится Петроград? — встретил он меня.

Я выразил недоумение.

— Как, разве вы не знаете, что у нас вооруженное восстание?