Октябрь в Приморье

Приезжали уполномоченные. Крестьяне впервые услышали длинную политическую речь. Слушали терпеливо, со вниманием, но понимали плохо. Главного — о земле, о недоимках, об окончании воины — не услыхали. Уполномоченный говорил о достижениях революции, о Временном правительстве, о войне до победы.

— А как насчет земли, насчет недоимок? — спрашивали крестьяне.

— Недоимки платить надо, — твердо отвечал уполномоченный, — а землей распорядится хозяин земли русской. — Учредительное собрание.

— Опять, значит, «хозяин».

Стодесятинник, церковный староста Макей, увещевал мужиков:

— Терпеть надо, ждать. Теперь мы все — равноправные граждане, мирно должны жить, соблюдать, порядок. И насчет земли тоже надо порядок, как уполномоченный нам сказал. По закону надо, без закона нельзя...

Уехал уполномоченный, вопросы все остались неразрешенными. Жизнь не изменилась.

Уже четвертый месяц, как произошла Февральская революция. По-старому было тихо и неподвижно в деревне. Правда, чувствовалась какая-то тревога, настороженность, и чем дальше, тем заметнее становилось новое.

Стали прибывать с фронта солдаты. Никто не знал, пришли ли они в отпуск или дезертировали. Спрашивать их опасались, а сами они об этом не говорили. Солдаты всё острее и настойчивее поднимали вопросы, связанные с землей, с сельской и волостной властью. Макей стал крепче запирать свои ворота, часто просыпался по ночам. Тревожились и другие старожилы.

В волостном комитете села Алексеевки я застал председателя волостного комитета, разговаривающего с солдатом. Лицо председателя было одутловатое, глаза прятались за припухшими веками. Он долго рассматривал мой мандат и наконец глубоко вздохнул:

— От Совета, значит, из города?

— Да, от Владивостокского Совета. Приехал ознакомиться, как вы здесь живете.

— Ознакомиться? Что же, можно. Партейный, небось?

— Да, от большевиков я. Где бы мне остановиться?

Солдат поднялся со стула, расправил под поясом измятую гимнастерку.

— Товарищ, пойдемте ко мне. Мы с женой только двое. У нас и отдохнете.

Председатель тревожно взглянул на солдата, потом сказал:

— Ну что же, веди, Кирюха, к себе.

Кирюха был в стоптанных сапогах, полинялой гимнастерке и побывавшей в переделках грязно-серой солдатской шапке. С почерневшим лицом, истощенный, с живыми озабоченными глазами, он на фоне медлительной деревенской жизни выглядел как человек из другого мира.

Изба Кирюхи делилась на две половины. В передней комнате, куда мы вошли, стояла деревянная широкая кровать с горой подушек, покрытая белым покрывалом. В переднем углу — большой стол, вдоль стен широкие скамьи. В углу висело несколько икон.

Нас встретила женщина, приветливо поздоровалась со мной.

— Это товарищ из Владивостока, приехал от Совета, — сообщил Кирюха жене, — попотчуй гостя.

— Угощу чем богата, гость, наверно, не взыщет?

— Свой человек, взыскивать не будет. А вы располагайтесь попросту, как дома. Я потому поторопился вас пригласить, что боялся: Тетеря — председатель-то наш, захватит вас к себе и начнет обхаживать — за кулаков ведь он.

— Зря, — ответил я, — надо было бы послушать, о чем они стали бы говорить со мной.

— Ничего, еще услышите.

Хозяйка накрыла на стол. Ломти пышного пшеничного хлеба, творог, молоко, на тарелке сотовый мед.

— Угощайтесь. Да не взыщите на нашем простом угощении...

— Э-э, матушка, если бы наш муженек на фронте так угощался, он куда бы лучше выглядел, — ответил я смеясь.

— И то правда, — подтвердил Кирюха.

— Одинокой-то и при хлебе голодно. А его ужо поправлю.

— Скоро опять в окопы, не успеешь...

Женщина пригорюнилась и ушла в кухню.

— Грустит. Разбередил я ей душу. Думала, насовсем я... А как узнала...

Известие о моем приезде быстро разнеслось по селу.

Пришло несколько женщин. Они поздоровались, пошептались с женой Кирюхи и ушли. Пришел Тетеря, пожаловался на тяжелые времена, на беспокойство мужиков:

— Чего-то шумят, чего-то требуют, сами не знают...

Договорились с ним сегодня же вечером созвать сход. Десятские бегали по домам, стучали в окна и оповещали о сходе: «Комиссар советский доклад будет делать».

Сход был многолюдный. Председательствовал Тетеря:

— Граждане крестьяне, вот от Владивостокского Совета уполномоченный приехал, с жизней нашей ознакомиться желает. Даю ему слово.

— Я сначала вам расскажу, товарищи, о том, что делается по всей России, — начал я, — а потом вы расскажете, как вы живете.

Стало тихо.

Я подробно рассказал о ходе революции, о роли в этой революции рабочего класса, крестьян, солдат, большевиков и других партий, о Временном правительстве, о борьбе с ним партии большевиков.

— Вы здесь у себя тоже не должны ждать, пока к вам кто-то приедет и за вас все решит и все сделает. Во время революции так не бывает. Никто, кроме вас самих, вашу жизнь не наладит. Вы сами должны и власть свою наладить, да так, чтобы она была подлинно вашей, чтобы она понимала ваши основные нужды и сама их удовлетворяла, не ожидая, когда кто-то приедет к вам из уезда...

Мужики загудели...

— А нам все говорят — погодь: жди Учредительного собрания. А тут, выходит, самим решать надо на сходках, значит! Всем обществом!