Октябрьские ведьмы

В полумраке пещеры они с Мирабель могли сойти за близнецов. Они даже стояли одинаково: уверенно и в то же время расслабленно: голова поднята, плечи расправлены, ноги на ширине плеч. Те же пышные кудри, тот же острый подбородок и тёмные глаза.

С тёти Флисси лило, одна её ладонь стреляла звёздами, другая сжимала мокрую перчатку.

– Где Мирабель? – судорожно ловя ртом воздух, в ярости спросила она и тряхнула сложенной гармошкой картой, с которой во все стороны полетели капли. – Где она?! Я больше её не вижу! Она исчезла с карты!

Не дожидаясь ответа, она оглядела пещеру и снова ткнулась носом в карту. Выпятив нижнюю челюсть, совсем как Мирабель, она стянула вторую перчатку, освободив длинные, насыщенные магией пальцы, взмахнула ими над собой и исчезла.

И почти сразу вернулась, промокшая до нитки. От её ладоней поднимался пар.

– Там её нет. Ни в воде, ни на скалах. И здесь её тоже нет. ЕЁ! – закричала тетя, неистово размахивая картой. – НИГДЕ! НЕТ!

Если бы Мирабель всё ещё была здесь, я бы засыпала тётю Флисси вопросами: как она здесь оказалась, давно ли она следила за дочерью по карте и где она всё это время была.

Но тётя Флисси на меня даже не смотрела, всё её внимание было обращено к сёстрам.

– После прошлого года мне приходится за ней присматривать, – звенящим от страха голосом сказала она, не опуская карту. – Где она? Куда она теперь делась?

Помощь тёти Конни сейчас была бы как нельзя кстати, но, взглянув на неё, лежащую на полу, я убедилась, что на это не стоило рассчитывать: сейчас она и себе не могла помочь.

– Где моя дочь?! – судя по тону тёти Флисси, она была на грани истерики.

Моя мама, всегда улыбающаяся, больше не улыбалась. Её лицо застыло, его мышцы, всегда такие подвижные и готовые немедленно сложиться в сотню разных улыбок, будто окостенели. Я ожидала прочесть в её глазах осуждение, но увидела лишь грусть.

– Фелисити, – начала мама, потирая голову, и тяжело шагнула вперёд. – Сестра, Морганы…

Но мне не нужны были её оправдания:

– Тётя Флисси, это была я, это из-за меня Мирабель…

– Что случилось с Мирабель?

– Её больше нет, – сказала я, проглотив «Она умерла». – Из-за меня, это я виновата, – добавила я в пол, втянув голову в плечи, и меня всю сотряс громкий всхлип, и мне стало нечем дышать. Как я желала в тот момент упасть самой, чтобы это я, рухнув на скалы или в воду, обратилась звёздной пылью. Это Мирабель боялась холода, а не я.

Из всех людей в мире я меньше всего желала зла Мирабель. Она была для меня примером. Наблюдая за ней, я не только училась тому, что значит быть ведьмой, но и познавала себя как личность.

Повисло молчание. Я смотрела в пол, почти не различая его за пеленой слёз, и думала о том, какими нас видит тётя Флисси: блестящие белые перчатки на руках ослабевших сестёр, лежащие без сознания Морганы на полу пещеры.

– Я… Меня слишком долго не было рядом. Я думала, что это я представляю наибольшую опасность для своей дочери. – Тётя Флисси быстро задышала. Сейчас она выглядела точь-в-точь как Мирабель на пороге нашего дома. Её волосы, как непричёсанное облако, дрожали от волнения. – Но Морганы… Они держали её здесь? Всех вас? – Она с отвращением оглядела пещеру. И вдруг перешла на деловитый тон: – Вы видели, как она обратилась звёздной пылью? Мирабель?

– Мы ничего не видели, дорогая, – ответила мама.

– Мы всё испортили, – тихо сказала тётя Пруди, но её голос всё равно породил гулкое эхо. – История повторяется. Мы всё испортили.

– Это не твоя вина, тётя Пруди, а моя. Всё из-за… меча. – Мой взгляд метнулся к мечу, невинно поблёскивающему на тёмном полу.

Чьи-то руки крепко обхватили меня, не давая распасться на кусочки от нахлынувших рыданий. Но это были не мамины руки, а руки тёти Флисси.

Мы с тётей Флисси ещё никогда не обнимались, но её объятья оказались такими же тёплыми и ласковыми, как мамины.

Я заливалась слезами, громко всхлипывая и шмыгая носом, тогда как плакать должна была она. Если кто-то и должен был кричать, то это она. Дочери намного важнее кузин.

– Что бы ни произошло, ты не виновата, – сказала тётя Флисси, сжав своей магической рукой моё плечо. – Знай, ты ни в чём не виновата, ты меня поняла? Я каждый октябрь уходила, чтобы обезопасить её от себя, но у нас, Мерлинов, хронически плохо с контролем над магией. Всегда что-нибудь идёт не так. Наши Первые октябри уже много лет прокляты.

Я бы всё отдала, чтобы её слова были правдой и я была бы тут ни при чём. Это хотя бы освободило меня от кипящих в груди эмоций.

– Но… – начала я.

– Нет, – отрезала тётя Флисси. – Я в это не верю и никогда с этим не соглашусь.

Она отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза. Я звала её «тётей», но лишь потому, что так было принято. Я никогда не сидела у неё на коленях, когда была маленькой, она никогда со мной не играла и всегда держалась на расстоянии. Но сейчас она была здесь, рядом, и нас объединила общая потеря.