Окутанная тьмой (СИ)

Мысль о том, что придется делать дыру в самой себе, да еще и своими силами, прекрасно понимая, что это больно, но сейчас так жизненно-необходимо так же как и Леону тогда, вызывала немалое отвращение и размышления о полном безумии и о том, что она все же сходит с ума, раз решается на подобное. Но лучше уж самой причинить себе такую боль, что перед глазами все потемнеет, поплывет, чем терпеть и позволять тьме пожирать себя заживо, раз за разом ломать кости, все переворачивать, выворачивать, будто наизнанку и рвать. Морально подготовиться к такому просто невозможно, да и физически тоже, остается только надеяться на свою силу духа и на то, что она после такого просто не рухнет бессознательной на пол от этой невыносимой боли. В тот раз, при Имизуки, она кое-как выдержала, но все же пролежала без сознания некоторое время, но в этот раз нельзя, ведь там, за этой тонкой стеной, находится и раненный Леон. Его раны ведь не так просты, как кажутся, и Венди, даже если бы и хотела, не сможет справиться в одиночку.

Цепочка была так же небрежно обмотана вокруг ладони, под местами сломанными ногтями, да и на коже, везде была полу засохшая кровь с таким отвратным запахом, будто сейчас стошнит, но с таким сладким вкусом, который Люси уже успела попробовать и понять, что эта мерзость сводит с ума бесповоротно. Эта кровь сладкая, но поганая, прогнившая, как и ее обладатели. Опершись на стену спиной, Хартфилия начала второй, чуть дрожащей от неприятного покалывания в боку, рукой слишком медлительно, поочередно расстегивать пуговицы на рубашке. Конечно, можно было бы и сразу, одним рывком расцепить их, но, увы, запасной одежды нет, да и сил на этот рывок тоже. Откинув голову назад к ощутимо прохладной стене, Люси зажмурила глаза, поморщившись, вздрогнув от заметного холода и вытянув ладонь вперед крепко-накрепко, насколько это только возможно, сжав ее в кулак. Еще минуту Хартфилия колебалась, не зная, придумывая, размышляя, пытаясь вспомнить другой, какой-нибудь менее болезненный способ, которого просто не существует.

«Мелкий, знаешь, я все не перестаю тебе удивляться. Сейчас все, как люди, так и демоны, крепко держаться за свои шкуры, ведут себя, как крысы, жалят, словно змеи, лезут под кожу, принося неимоверную боль, а ты, ты другая, ты все делаешь по-другому. Жертвуешь собой, отдаешь на растерзание этим коршунам свою тело, душу, сердце и что удивляет меня еще больше, ты ничего не требуешь взамен за это. Только это убийственное одиночество, которое, ты ведь уже поняла, что не выход, не спасение, не твой третий вариант из двух. Сейчас тебе опять больно, ты опять взяла все на себя, опять ты защищаешь их любой ценой, которая, ты даже представить не можешь, насколько высока. Ты демон, который защищает людей, оберегает их, убивает падших, тех, кто уже сдался, отрекся от здравого смысла, и знаешь, я горжусь тобой. То, что нас не убивает, делает нас сильнее, так ведь говорят люди, да? И судя по этой фразе, по твоему отношению к людям, по твоим поступкам, я понимаю как никогда раньше, что мне далеко до тебя. Ты хоть и младше, но лучше понимаешь какова цена жизни, какова цена доверия и дружбы, а я это уже просто забыла, ведь Смерти ни к чему эти чувства. Теперь я понимаю как была неправа, когда отреклась от своих чувств, когда просто не посчитала нужным вновь пробуждать их в себе, когда просто забыла, поставив точку в конце… Ты ведь знаешь, мелкий, что я и хотела бы, но не могу сейчас быть рядом с тобой, не могу держать твою руку, не могу успокоить и придать какой-то уверенности, но ты знаешь, что одну я тебя не оставлю, так? Есть кое-что, что я могу – внушить тебе мое присутствие и тебе, я обещаю, будет легче, правда, ты просто верь, что я здесь, что я стою прямо перед тобой. И мы сможем все преодолеть верно, мелкий?»