Вот только эти заметно потемневшие, помутневшие, потерявшие свой натуральный теплый оттенок, глаза, с тем же неподдельным сумасшествием, как и некоторое время раньше, по-настоящему пугали. Райто понимал и видел, что Люси вновь начинает поддаваться, теряться — наверняка у нее уже просто не осталось никаких сил для борьбы, сопротивления, глубоко в душе осталось только желание, чтобы это все прекратилось. Ногтями, теперь имевшими черный цвет после множества непроизвольных превращений, девушка медленно проводила по полу перед собой, пытаясь отвлечься, успокоиться, но ни то, ни другое не было возможным и реальным для нее сейчас. В горле неприятно першило, и вместе с глухими ударами сердца, которое так болезненно сжималось внутри, ею вновь овладело безумие. Маги были слишком испуганны, слонялись туда-сюда, не в силах что-то сделать — почти все в здании имело грязный черный оттенок, и можно было считать настоящим чудом тот факт, что оно просто не рухнуло целиком, — огонь злостно зашипел, быстро угасая под беспощадным напором воды.
— Люси, вставай, здесь опасно, пока что, провоняешь, надышишься этой гадостью, идем, — тонкие, побелевшие ладони настойчиво заставили Хартфилию подняться на ноги, позволяя опереться на свое хрупкое плечо. Лисанна, обеспокоенно вертя головой в разные стороны, упрямо потянула девушку на улицу, стряхивая с глубоких, голубых глаз короткие пепельные пряди, спадающие на лицо. Люси послушно поддалась, с силой и испугом от такой близости к чужому теплу, еще бьющемуся в груди сердцу, вцепившись пальцами в куртку Штраусс. Та ничего не замечала, и только когда в лица обеим ударил поток холодного, отрезвляющего, ночного воздуха, Хартфилия чуть расслабила пальцы, спокойно шагая вниз по ступеням к скамейкам, стоящим во дворе гильдии. Там слышались голоса, и Лисанна не могла видеть волшебников четко, только смутные силуэты, но вот Люси — и она видела их глаза, медленно скользя голодным, хищным взглядом по тонкой линии шеи, где так привлекательно и маняще бьется пульсирующая вена, куда бы ей сейчас так хотелось впиться.
От куртки Лисанны приятно и чарующе пахло полевыми цветами, запах которых будто просто глубоко впитался в ткань и кожу девушки — он уже словно сроднился с ней, оставаясь неотделимой частью, и Хартфилия хорошо чувствовала его, закусывая губы. Штраусс понимала, что все и без того перепуганы, и потому отвела Люси в сторону, усадив на высокий каменный бордюр, за которым еще, словно мертвые приведения, стояли невысоки молодые деревья с пустыми ветвями. Люси нехотя отпустила девушку, которая на удивление не ушла или просто не хотела так поступать, и поэтому, оживленно топая ножкой по дорожке и оглядываясь назад, к двери гильдии, стояла напротив, сложив руки на груди. Ее заметно успокоившееся биение сердца и вкус крови, который уже мерещился Хартфилия на языке, продолжали сводить ее с ума, и девушка уже хорошо ощущала, как кончики клыков врезаются в губы, которые и так были искусаны до крови, как неприятно сухо во рту, как цвет глаз плавно сменяется на черно-алый. И то единственное желание, сейчас так сильно будоражащее все создание Люси, заставляющее ее сердце отбивать бешеный ритм, и строить в голове ужасные кровожадные сцены, было просто впиться клыками в эту тонкую шею и не отпускать, пока этот ясный голубой цвет не покроется дымкой пустоты.
— Лис, мне очень плохо, — возможно, что Люси, ее понимание происходящего, а не голод, сейчас взявший полный контроль над ней, и могла бы что-то сделать наперекор. Но вот руки сами собой тянулись к Штраусс, которая — такая глупая, наивная, прямо, как и полтора года назад, — легко улыбнулась, доверчиво подавшись вперед, обняв Хартфилию и легко, по-дружески поцеловав в бледную щеку.
— Все хорошо, все уже закончилось, Люси, ты дома, ты дома, — проговорила Лисанна, ничего не подозревая, будто и не чувствуя горячее дыхание на своей коже, не чувствуя, как тонкие пальцы медленно и осторожно убирают короткие, ускользающие пряди волос в сторону, открывая вид на тонкую оголенную шею. — Все хорошо, поверь мне, — повторилась Штраусс, глубоко вдохнув прохладный воздух и слегка поежившись.
— Да, я снова дома, спасибо, — довольная, предвкушающая ухмылка появилась на лице Люси, но Лисанна, конечно же, не могла этого видеть, и из-за своей излишней доверчивости, наивности не могла даже предположить, что такое возможно, потому Хартфилия уже праздновала свою безоговорочную победу. Глаза довольно сияли с маленьким озорным огоньком внутри, с губ не сходила ухмылка, а на языке, словно в реальности, чувствовался этот тошнотворно-сладкий, металлический привкус человеческой крови — неторопливо Хартфилия начала опускать голову.