Окутанная тьмой (СИ)

— Вот чем, дядя, — Кин хорошо ощущал, как дрожит девушка, как тихо, уже беззвучно, будто боясь еще большей жестокости, глотает слезы, чувствует, как вниз по животу стекает горячая кровь, как она легко дергает пальцами, пытаясь убедиться, что все еще жива, как беспомощно закусывает изнутри щеку. Он бы и мог, наверное, сжалиться над ней, посочувствовать ей, но не видел в этом смысла — без сомнения, она была красивой, особенно ее глаза, вот только Кин был еще слишком мал, чтобы интересоваться и влюбляться в земную красоту. Уверенно взяв из рук Акихико нож, которым тот яро орудовал, оставляя на бледной, почти белой коже кровоточащие полосы, и просто вогнал его по рукоять между ребер девушки, с хрустом, с кровью, брызнувшей на его лицо, белую рубашку. Он делал все настолько уверенно, умело, что не удивиться этому было невозможно — все происходило слишком жестоко, самоуверенно и безжалостно, что даже сам мучитель, Акихико, просто застыл на месте. — Ты такой же, как и я, дядя, нет, не так, точнее это я такой же, как и ты. Я очень устал, хочу есть, папа не накормил меня, а ты накормишь? — Акихико с непонятной для себя улыбкой и чувством радости, какого-то немого, необъяснимого восторга, легко кивнул, с замиранием сердца глядя прямо в темные, глубокие глаза, в которых теперь действительно видел все, что хотел увидеть. Боль, страх, ненависть, кровь, много крови, насмешки, злорадство, безумный смех, предательство, зависть, убийства, огонь, черное пламя и такая же, слегка сумасшедшая улыбка на губах. Вот только этот мальчик, сейчас стоящий перед ним, вовсе не был похож на убийцу, более того, он создавал впечатление обычного ребенка — слишком кукольным, невинным было его белое лицо, слишком бездонными, чистыми, чарующими были его глаза, слишком обманчива была его внешность.

— Ты, маленький Дьявол, и ты прав, малой, кое-что общее у нас с тобой все же есть, не сомневайся, — Акихико косо взглянул на заметно притихшую девушки, и сомневаться в том, что она умерла повторно, теперь в его мире, не было ни единого повода — но все же для себя Акихико отмечал все мелочи — наклон удара, точность, сила и все та же ухмылка. Вот, что было у них общее, и Акихико это, наконец, понял, увидел, прочел в глазах мальчишки — они оба ненавидели, рано испытали боль, оба были жестоко преданы, хотя, кажется, ничего дурного, за что их можно было недолюбливать, не делали. Но теперь, когда чаша терпения была наполнена до краев, они оба сорвались, не в силах подавлять злость — Акихико прекратился в маньяка-потрошителя, который просто любил мучить людей, попадающих к нему в цепкие когти, а Кин стал маленьким Дьяволом, который так же сильно любил мстить.

Кин неторопливо стер рукавом капли крови со щеки и косо взглянул на них, недовольно морщась — он никогда не любил людскую, поганую кровь, — и неторопливо зашагал к двери, собираясь идти наверх, оставляя «дядю» в своей атмосфере, чтобы тот мог в одиночестве закончить начатое. Акихико провожал светловолосого мальчишку взглядом, наяву видя его черную, заклейменную ненавистью душу, черные крылья и глаза, которые, словно омуты, тянут ко дну, не давая шанса на спасение — маленький Дьявол. У самой двери Кин остановился, обернулся, как-то слишком по-взрослому посмотрев сначала на девушку, а после и на Акихико, криво улыбнулся:

— Знаешь, дядя, куклы смотрятся, да и выглядят гораздо красивее, роскошнее, если на их теле нет уродливых шрамов и швов, если у них внутри, кроме лжи, злобы, ненависти и прогнившей души, есть еще что-нибудь. Например, сердце…

Комментарий к Бонус 3. Акихико, Кин: чем-то схожи... Я все выполнила в срок. С 9 мая, читатели, спасибо за все

^_

====== Все изменилось, часть 1: Последствия... ======