— Смотри, Анна, это тётя Люси, правда она хорошая? — малышка месяцев пяти, с пухлыми, румяными щёчками, с большими, выразительными, карими глазами, с тонкими светлыми, почти пепельными, волосиками заметными из-за шапочки, живо задёргала ножками и ручками, при этом что-то говоря себе под нос, пуская слюни и жизнерадостно улыбаясь. Люси понадобилась всего секунда, чтобы осознать, что это ребёнок Эльфмана — эта улыбка, милая и жизнерадостная, была свойственна именно семье Штраусс, и спутать её с другими просто невозможно. — Тётя Люси у нас не простая тётя, знаешь, Анна, раньше у неё волосы были такими золотыми, как солнышко в небе, а теперь смотри — совсем как у тебя, как у меня, как папы и тёти Миры, правда? А вдруг тётя Люси наша сестрёнка, а, Анна, посмотри, какая она красивая: и глаза карие-карие, и улыбка добрая-добрая, да? — Люси старательно отступала, незаметно отодвигаясь на самый край скамейки, пока Лисанна увлечённо продолжала её расхваливать в глазах маленькой девочки, уже несколько раз совершая попытки усадить Анну ей на колени. Не то, чтобы Люси была не рада и зла из-за этого, нет, — наоборот, она любила детей, безумно, любила их чистые, невинные глазки, любила их искренние, милые улыбки. Но сейчас она была совершенно против того, чтобы Анна оказалась так близко к ней, просто Люси не хотела её пугать, не хотела разбивать, растаптывать её чистый, хрупкий мир одним своим существованием, появлением, этим глупым знакомством. Пускай Анна ещё слишком мала, почти ничего и не понимает, не видит, не замечает, но почему-то Люси с горечью считала, что её облик — волосы, глаза, губы, голос — Анна запомнит навсегда, даже не зная почему. — Ну, Анна, ты хочешь к тёте Люси на ручки? — в этот момент Хартфилия замерла, а время вокруг будто застыло, пока в её голове, раз за разом, прокручивалась данная фраза, а сама Люси пыталась её понять правильно. Люси не хотела, чтобы Анна знала её вообще, не хотела быть тем грязным пятном в её светлых воспоминаниях, не хотела прикасаться к малышке, боясь как-то навредить, не сдержаться, оставить на нежной детской коже шрам своими ногтями. Пока Хартфилия думала, поддаваясь напору собственных мыслей, страхам, прямо перед её лицом уже было личико Анны, которую осторожно придерживала Штраусс, надеясь, что Люси переборет себя, свои страхи, да просто растает перед обаянием малышки и возьмёт её на руки.
Люси хорошо слышала, как всё вокруг буквально затихло, — будто весь мир остановился, а вместе с тем её сердце предательски дрогнуло, забилось сильнее, пробуждая внутри какое-то тепло, руки, стиснутые в кулаки, задрожали, и Хартфилия, покопавшись в памяти, вспомнила, что ещё никогда так сильно не боялась. По гильдии прошёл тихий шёпот, но никто, как ни странно, не волновался, не пытался образумить Лисанну и не просил, не давать в руки настоящего демону малышку — все смотрели с неподдельным интересом, умилением. Каждый знающий Люси уже давно, ещё ту немного тщеславную особу, мысленно поддерживал её, не смел осуждать, не видел просто в этом никакого смысла, а Анна, сама того не зная, в этот момент решала судьбу девушки. Девочка смотрела не по-детски серьёзно, почти по-взрослому, вглядываясь в глубину карих глаз, будто пытаясь дойти до самого дна, проникнуть в самую душу — уже потрёпанную, израненную временем, обстоятельствами, но ещё живую, — Люси шумно сглотнула, не смея отвести взгляд в сторону, отодвинутся, отойти. Эти глаза её очаровали.
— Ба! — наконец выдала Анна и, довольно засмеявшись, легко коснулась щеки Хартфилии своей маленькой, горячей ладошкой. По всему телу Люси прошла непроизвольная дрожь — она и не верила, отказывалась верить, что этот ребёнок ни капельки её не боится и, даже заглянув ей в глаза, по-прежнему тянет к ней свои ручки, улыбается, смеётся.
— Ну же, Люси, чего ты, возьми Анну, видишь, как она к тебе тянется? Ты ей очень понравилась, знаешь, а она ещё никогда так часто не улыбалась, не смеялась, — Лисанна придвинула девочку ещё ближе, и теперь расстояние между Анной и Люси стало ещё меньше. Девочка, вновь что-то проговорив, подалась вперед, приткнувшись мягкой, румяной щёчкой ко лбу девушки. Теперь Люси кое-что осознала — перед этим ребёнком, перед этими глазами, улыбкой она просто бессильна и, помедлив ещё секунду, Хартфилия просто сдалась, поднимая белый флаг. Подняв всё ещё дрожащие руки, она легко переняла девочку, прижала к себе — Люси и сама не заметила, как светло и радостно стало на душе, как на глазах появляются слёзы, она счастлива, — все же свет внутри её души так и не погас. Лисанна косо взглянула на Люси и Анну, улыбнулась, мысленно торжествуя, радуясь, что та стена, казалось и непробиваемая, слишком крепкая была просто разбита одной искренней малышкой — её дорогой племянницей Анной.
— Приятно познакомиться с тобой, Анна, верно? — мир вокруг в который раз рассыпался на мелкие осколки, просто перестал существовать в глазах Хартфилии, перед собой она видела только это маленькое, по-детски пухлое личико, большие глаза и милую улыбку.