Окутанная тьмой (СИ)

— Что за чёрт? — в глазах всё медленно плыло, но кое-как, с помощью собственных усилий, Кин оставался в сознании, убеждая самого себя, умоляя, что он не может уйти, не может закрыть глаза, не может уснуть, когда здесь чужаки, которые явно с добрыми намерениями заявились сюда. Вот только тонкие пальцы крепко обхватили шею, сильно сжимая, впиваясь ногтями в кожу, пытаясь свернуть её одним резким движением, но Кин выкрутился, отмахнувшись от парня, тут же заходясь в сухом кашле, царапающем горло. Удар вышел не таким, как хотелось, даже хруста не было, значит не перелом, но благодаря этому появилась возможность, и нет — не сбежать, не позвать на помощь, не перевести дух — оградить ту, за которой эти двое явились. Кин не понимал, откуда взялось столько сил, но девушка напротив Лейлы истошно закричала, отшатнулась, хватаясь за обожжённые пальцы от барьера чёрного огня. Кин выучил это заклинание, смог обуздать огонь, смог выстоять, смог контролировать его, хотя это не его стихия, просто демонам с красными глазами дан бонус — они могут многое, если только захотят, поддадутся чувствам. И в тот момент оказавшись рядом с девушкой, Кин даже и не вспомнил правила приличия, что девушек не бьют, и ударил, не щадя — он не видел в этом девушку, здесь была только грязь, падаль, то, что нужно уничтожить раз и навсегда. Но это было дано сделать не ему — тупая боль в висках, перед глазами потемнело, и неподвластно ему, пожирая свет и краски, расплывались чёрные пятна.

— Убить его?

— Нет, не стоит, он больше не помеха.

— Да?

— Посмотри: кожа быстро белеет, губы синеют, да и глаза уже мутные — первые признаки смерти демона. Ему недолго осталось, истощение магии, слишком много сил использовал, чтобы остановить нас, да и ты его сильно приложил, кости переломаны. Он сам скоро сдохнет, не переживай за него, с таком состоянии, как правило, долго не протянет даже Дьявол. Идем.

— А воспоминания?

— Большую часть я успела получить, думаю, этого хватит, идём. Пусть умирает достойно, всё-таки сын Дьявола, а мы падшие. Считай это наш подарок, малыш, засыпай.

И Кин послушно потерялся на некоторое время, отрывисто помня, как небо расплылось серыми пятнами над ним, а после он медленно закрыл глаза, не различая где реальность, поддавшись тьме, которая мягко окутала его душу, убаюкивая, тихо нашёптывая что-то на ухо. Там, в его собственном сознании, было легко, невесомо, тепло, но спустя какое-то время вместо такого привычного, тихого шёпота, который ненавязчиво пел колыбельную, Кин услышал только громкое, грозное «Вставай!», и Кин не мог не подчиниться, узнавая и знакомые, и чужие нотки в этом голосе. Широко распахнув глаза, он увидел над собой всё такое же серое, плаксиво-печальное небо, тело он почти не чувствовал, только со временем начал ощущать ноющую и острую боль, но тот голос продолжал громко упрямо кричать, сотрясая всё его хрупкое сознание, Кин поднялся. Рядом никого не было, те незваные гости, с которыми он сражался, просто ушли, бросили его здесь, так и не завершив бой, вокруг Лейлы по-прежнему стоял барьер, медленно выкачивая все жизненные силы Жнеца, он был на пределе своих возможностей. В голове пронзительно зазвенело, перебивая этот крик, который вынудил его подняться из глубин темноты, и прозвучало далёкое, насмешливое «Считай это наш подарок, малыш, засыпай». Тем же мутным взглядом Кин сумел рассмотреть Госпожу Лейлу, за которую дрался, которую защищал, как верный рыцарь, она стояла справа, а он, так невоспитанно и грубо, валялся на цветах, которые долгое время выращивал и сам после ухода Акихико. Чертыхнувшись про себя, Кин поднялся, едва не упав, закружилась голова, вовремя пригодилась коса, послужив крепкой опорой для него, в душе, поглощая всё светлое и теплое, вновь образовалась чёрная дыра, пожирая его изнутри. Кин первые несколько минут ещё отрицал правду, сопротивлялся тому, что уже стояло перед ним, позади него, обдавая разбитую об камни голову ледяным дыханием, он поднимал такие преданные глаза на женщину перед собой — он защитил, он спас её, хотя расплатой и стала его жизнь, он радовался. Было немного страшно и одиноко, дрожащая рука сама невольно касалась груди, где сердце билось с остервенением, к горлу подходил тот же сухой кашель, теперь смешанный с кровью. Что-то внутри него уже сломалось, поддалось Смерти, разрывая тело по частям, сначала лёгкие, болезненно сжимаясь от слишком горячего раскалённого воздуха, после горло, не давая ему вздохнуть, будто что-то стало поперёк него. Сломанные от нескольких точных ударов кости упирались во внутренности, осколками выпирая из-под тонкой, бледной кожи, грубо вонзаясь в органы, рука сама собой вцепилась в рубашку мёртвой хваткой. Сердце ещё билось, хотя и медленнее, но с частыми замираниями, секундными остановками, и оно почти остановилось, когда издалека Жнец смог разобрать тихие шаги и после крик «Кин!».