Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

— Олег Николаевич, в народе по сей день веет скорбью по разделенному МХАТ. Я побывала на восстановленной «Синей птице» на Тверском бульваре, 22. Позвольте расскажу. Здание выглядит как встарь, когда вы переезжали из него на Камергерский — тогда еще проезд Художественного театра. 2 ноября 2019 года мы с подругой пошли на премьеру. Спектакль Станиславского, Сулержицкого и Москвина был реконструирован по архивным документам начала прошлого века редактором театра Ю. Б. и коллегами. Захожу. Читаю афишу. Глаз хватается за узнаваемое — так устроен глаз. Вдруг понимаю, что на афише — имена начальников. Где Ю.? Нет. Что-то не то, подумала я. Ведь я лично полгода наблюдала Ю. за работой. Наши столики в читальном зале Музея МХАТ стояли рядом. Мы беседовали о великом архиве великого театра. Я ждала чуда — моей «Синей птицы». С виниловой пластинкой, заслушанной до скрипа, я провела детство, и настоящий МХАТ был у меня дома. Пятилетний мыслитель, я ставила пластинку на проигрыватель — и улетала. Музыку Ильи Саца, композитора Художественного театра, по сей день помню наизусть. Воспоминания его дочери Наталии Сац читала-перечитала. Реплики сахарных и хлебных персонажей, вереницей шествующих за счастьем, несмотря на обещанную в конце погибель, вошли в память как сапфировая россыпь на золотой поляне. Пойдем за синей птицей несмотря ни на что! Это мое детство и не только мое.

Перед началом «Синей птицы» 2 ноября 2019 года на сцену МХАТ им. Горького вышел его руководитель. В белых кроссовках и джинсовом костюме. С микрофоном. Содержание спектакля назвал христианским. Я сосредоточилась. У сахара есть душа? Полистал бы «Догматическое богословие». Его хоть и преподают только в духовных семинариях, но ведь не засекречивают. Будучи мирянином, можно ознакомиться в интернете. Там сказано, что собачек, кошечек, воду, свет, молоко и вообще все вокруг наделяли душой в давние языческие времена. При чем же тут христианство?

Реконструкция — конечно, не оригинал. Что бы такое сказать, чтобы не сказать обидного… Костюмы хорошие. Технические работники хороши: декорации вполне, эффекты в норме. Но… мы с подругой пережили физический удар. Ужасные крики актеров, будто никогда не изучавших технику речи. Не думаю, что Станиславский, случись ему быть на ноябрьской премьере, остался бы поклонником «системы». Артисты ничего не переживают. Играют театр циркового представления. Пересказывают содержание пьесы, громко и надсадно. Будто им акустики не хватает. Зал плохой? Ну да, зал вообще-то страшный. Впервые оказавшись в большом зале МХАТ им. М. Горького, я поняла, почему вы, Олег Николаевич, рвались отсюда назад, в Камергерский.

Тут, на Тверском, 22, уменьшенный до пародии кремлевский дворец съездов. В нем жить нельзя. Как вы терпели чудовищную, некротическую энергию места — не понимаю. В Камергерском жить можно. Я там прожила год в читальном зале Музея МХАТ. Моя природа выдержала и сказала спасибо. Но на Тверском…

— Энергия здания — поверьте, не самое тяжелое из того, что было на Тверском, 22, в мое время. Труппа была неуправляемой давно. Я боролся как мог. В начале восьмидесятых началась смена высших руководителей страны. (Черный юмор тех лет: «гонки по Красной площади на катафалках».) Но зачем объяснять, что такое партком, Политбюро, идеологический отдел, Главлит… Тебе придется написать на полях учебник истории СССР. Иначе не передать, с чем работал любой руководитель в годы, названные застоем.

— Придется написать — но вместе. Без вас, Олег Николаевич, народ не полный. Вы олицетворяете современность. Хорошо ли быть лицом времени и символом современности?

— В России можно быть современным. В Китае должно быть традиционным. В Европе следует быть новым. В России «совесть» и «современность» со времен Пушкина составили ассоциацию. Мы о своей стране думаем взволнованно. Не свое брюхо, а своя культура, люди, личности. Наша современность — не дух времени немцев XVIII века. К восьмидесятым в культуре СССР окончательно стали врагами два понятия: правда и время. Генеральная линия никогда не отклонялась от основ (классовая борьба и все прочее), а время стало тихим и сытым. Не без дефицитов, но все-таки ничего. Вегетарианская эпоха Брежнева, — шутил народ.

— Чем лучше ты пообедал, тем яростнее классовая борьба. Конфликт однако!

— В сытые времена люди получают возможность — и время — думать. На баррикады голодные не идут. Им не до баррикад. Бунтуют сытые: у них есть время думать, а думающий — горе от ума — всегда недоволен. Особенно в России. Особенно если он причисляет себя к интеллигенции.

— Доволен — любящий. Недоволен — думающий. Любовь лучше служения человечеству?