— Во МХАТ им. М. Горького сейчас можно идти хоть с утра: там культурный центр с лекториями, открытой сценой, йогой. Весь день помещения работают на различные целевые аудитории. Масскульт. Умные лекции умного человека называются «Секреты русской жизни». А если в заголовке
— Нужно сделать все возможное, чтобы был театр. Я потому и не писал о себе книг, что надо делать дело, а мое дело — театр. Книжки с картинками — все пустое. Хотя понять можно: актер хочет славы. Он должен хотеть славы, непременно. Иначе его не выгонишь на сцену. Там ведь не только розы, там шипы. И шипов в нашей профессии больше, чем известно публике. Поэтому пусть пишут книги, пусть привирают, пусть легенды, байки — всё пусть. Под камзолом всегда кровь, но зритель не должен видеть ее.
— А говорят, что именно с мхатовского удвоения начался жгучий интерес публики к жизни звезд. Закулисье — ныне бэкстейдж — впервые показалось не через одни слухи, а через газеты. Привычка к глянцу должна же была вырасти из чего-то. Говорят, вы ее ненароком и вырастили.
— Разве что ненароком. Больше тут повлияла перестройка и объявленная Михаилом Сергеевичем гласность. Случись подобное лет на десять раньше, никто, во-первых, не узнал бы в подробностях, как делился Театр, и уж точно никто не глупил бы с буквами М и Ж. Я думал о второй труппе давно. Но представить себе, что такое реформа министерства в советское время — а МХАТ, по сути, сам был и театральным министерством, и театром, подчиненным Министерству культуры, да и власти повыше. Гром общественного внимания в 1977-м был бы тихим-тихим, а в 1987-м — на всю вселенную. Мне никто не дал бы управиться с разросшейся труппой в 1977-м. Но в 1987-м, когда мне и Героя Соцтруда к моему юбилею дали, и сам юбилей пришелся на очередное (и последнее в жизни страны) празднование Великого Октября, тут уже все было по-другому…
— Фильм Марины Голдовской «Чтобы был театр» снят во время скандала. Вы это разрешили. Разделение показано в лицах, любимых всем народом. Диковинное зрелище: народные артисты на собрании, хмурятся, вскакивают, выступают, не играют, ссорятся навек. Мне и смотреть его было тяжело, и вспоминать статьи в прессе. Лучше я приведу вашу речь. Но сначала — речь Станиславского на открытии театра в 1898 году. Тексты ваших с КСС выступлений — вроде узловых станций, где формировался бронепоезд «Художественный».
Картинка времени: из личного
Записка маленькая, на ветхом клочке серой бумаги, сохранилась чудом, но в ней концентрат