Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

О благополучии театральных деятелей в России было принято беспокоиться с царских времен. Литфонд тоже родился в XIX веке, Союз писателей СССР — в 1934 году. Член Союза писателей вступал в Литфонд, считался работающим, не тунеядцем. Выпадение из Союза писателей могло повлечь за собой исключение из Литфонда. Под человеком загоралась земля: например, участковый интересовался — почему вы, товарищ, нигде не работаете? Бесплоден был спор на тему, труден ли перевод стихов или вообще художественное творчество. Колоритный диалог на процессе по делу «тунеядца» Бродского иллюстрирует соотношение сил и состояние умов. Ничего страшнее для деятеля литературы или иных искусств не было, чем разлучиться с насиженным, намоленным рабочим кабинетом или мастерской. Кроме колоссальной социальной защищенности у него была и полная ясность по идейно-тематическому запросу к его творчеству.

Актеры МХАТ могли годами не выходить на сцену, однако числиться мхатовцами, иметь твердую зарплату, имя, звания, гастроли с концертами — это было так же прекрасно, как быть членом Союза писателей СССР и ездить по стране в творческие командировки (в поисках впечатлений) и выступать по линии Бюро пропаганды художественной литературы (это деньги и тоже впечатления). Может быть, еще лучше. Вообще творцам, принятым в творческие союзы, было очень хорошо. При этом они тихо (а иные даже громко) возмущались, поскольку взамен партия требовала от художника — впрочем, при Брежневе не столько требовала, сколько ждала, — понимания соцреалистических канонов. Я присутствовала при делении Союза писателей. Аналогия с делением МХАТ абсолютно уместна. Быть в двух местах на одинаковых ролях невозможно, посему я вспоминаю об удобствах писательского бытия. Читатель данной книги сможет провести аналогию с эмоциями, раздиравшими сотрудников и труппу Художественного. Позиции в социуме: и то и другое — как министерства. В одном пишут, в другом играют. А руководят всем Отдел культуры ЦК КПСС, Минкульт, Главлит, худсоветы, коллегии и прочая, и прочая.

Горе из-за того, что новый директор грозит закрыть в ЦДЛ внутреннюю парикмахерскую, не поддается описанию. Юный приятель у меня спросил: а что, в Москве не было других парикмахерских? Вот именно: были. Но другие. А быть избранным и стричься у мастера, который знает о тебе все, и по творчеству, и по составу бороды, и чуть не прабабушку по имени-отчеству — это роскошь для избранных. С нею трудно расстаться.

Небольшой этюд на тему льгот для писателей: аналогия с государственным театром прямая. Даже в поразительные годы перестройки, которые так и просятся на полотно и уж тем более на перо — пожалте в литфондовский Дом творчества на 24 дня бесплатно. В камерном Голицыне была атмосфера утонченности. В роскошной Малеевке можно было ломтями резать чудотворную тишину, поднимавшую творческий дух непередаваемо. О, знаменитый круглый белый фонарь на прогулочной дорожке: «Тихо! В спальном корпусе идет работа!» Не передать вкус укропа, который щипали за пять минут перед подачей на стол. Незабвенен творог из собственного малеевского хозяйства. А карпы в прудах, сверкающие боками в ожидании жаркого свидания с домашней сметаной литфондовской сепарации! А старинное зеркало во всю стену столовой! Переделкино значительно ближе к Москве, но кухня была много хуже малеевской. Я любила Малеевку. Теперь ее нет: убили.

У Черного моря ждала писателей жаркая Пицунда с Домом творчества; у прохладного Балтийского — аристократичные Дубулты и тоже Дом творчества. Особо пронырливые ездили в Швецию, на знаменитый Готланд (события фильма Тарковского «Жертвоприношение» происходят именно на этом острове), тоже в дом и тоже творчества. Быть писателем о ту пору означало все лучшее: и сыт, и пьян, и нос в табаке. А если напился более чем в хлам, то тебя не сдавали в ЛТП, а укладывали проспаться прямо в ЦДЛ. Если ты, сопротивляясь дружескому сервису, бил доброжелателей в лицо или куда похуже, тебя понимали как нигде никого. Мусор из избы почти не выносили. Зачем! Ты проспишься и покажешь всем им. Ты можешь проснуться знаменитым, если утром вышел журнал с твоей повестью (поэмой, подборкой и прочее). Стать знаменитым от одной публикации — это не сказки. Эффективность авторского жеста и правда была. Главное — проснуться.