Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

Завершая неудачную попытку лекции о сексе, замечу: некоторые женщины так яростно зачистили Ефремова (посмертно) в Интернете и своих мемуарах, что я считаю реальными лишь тех, о ком сохранились документы. Жены и дети документированы загсом — значит, все правда. В остальных случаях свечку никто не держал. Например, в Сети встречаются статьи и интервью актрисы Светланы Родиной, когда-то ученицы Ефремова в Школе-студии МХАТ. Чтобы поверить в отношения между женщиной и мужчиной — хоть какие-то, — мне нужна бумага. Что ж, имеется телеграмма: запорожье гостиница запорожье номер 536 родиной светлане ивановне телеграфируй алма ата дворец имени ленина гастроли мхат ефремову тчк желаю здоровья и успехов 7 сентября 1982 г. И квитанция Минсвязи СССР. Другое дело! (А без документа мне ваши, Олег Николаевич, женщины неинтересны. Ну простите.)

По прочтении телеграммы сомнений уже меньше, и я могу верить, что как минимум один роман у Олега Николаевича в 1982 году был. Возможно, и два, но вообще-то в том году он еще женат официально. Но когда это ему мешало?

* * *

Когда театр уже разделился, обнаружился эффект, которого прежде не знавали, и чуткий к струнам и полутонам Виталий Вульф написал в «Советской культуре» 15 августа 1987 года пророческую вещь: «Идея Олега Ефремова о разделении МХАТа на две самостоятельные сцены была продиктована не только тем, что труппа выросла до 150 человек. Как всегда, более глубинные соображения руководили Ефремовым, когда он решился на столь мучительный для себя и многих людей шаг. Публичность сократила дистанцию между актером и зрителем (курсив мой. — Е. Ч.). Публика, ежедневно получающая ту или иную информацию о театральном закулисье, начинает уставать от своих еще вчерашних кумиров».

Как был прав интуит Вульф и как скоро основное внимание публики вообще перейдет на закулисье (то есть наступят девяностые и родится глянцевая пресса), тогда еще никто из читателей газеты и представить не мог. Виталий Яковлевич, уважавший Ефремова безгранично, мог сказать о внимании к закулисью с легкой грустью, с некоторым упреком, но он говорит это для своих, кто понимает, что такое хорошо и что такое плохо.

Если принять высказывание Вульфа как истинное, то получается, что разделение МХАТ, прошедшее как всесоюзный медиаспектакль, положило начало глянцевому — будущему — отношению журналистов к жизни, к звездности, к технологии селебрити. Сейчас медиаперсон кличут просто «селебры», и это заходит.

— Писать ерунду — или не ерунду, но сплеча, самонадеянно и грубо — тогда же и научились. У нашего шептального, как сказали об Эфросе, но приклеилось к «Современнику» — еще одна пересадка органов правды — внуки народились кричальные, вопильные. Некрасивые.

— Я собираю газеты, я их коллекционер. Это как домашний архив страны. Обозреватель газеты «Социалистическая индустрия» пишет 21 ноября 1988 года: «Значение современного театра в духовной жизни сегодняшнего общества стремительно свелось к нулю. Что проку ночью добираться в свои отдаленные микрорайоны после чистенького и невразумительного спектакля, когда дома ждут недочитанные журналы, а пропущенный из-за культпохода в театр „Прожектор перестройки“ тебе перескажут только утром на работе?» Упомянутый «Прожектор» многие уже не помнят — а это была сверхпопулярная телепередача тех лет, выходившая ежедневно — как сейчас говорят, в праймтайм.

Через три дня, 24 ноября, другая газета, «Советская культура», пишет нечто похожее по мысли («наше сценическое искусство на сей день оказалось в критической ситуации»), но выделяет МХАТ и постановку Ефремова пьесы «Московский хор» Петрушевской как доходящую «до дна, до самой потаенной глубины».

— 1988 год — начало конца: вам разрешают говорить то, что вы давно хотели сказать, а вы то ли сразу забываете, что же вы хотели, то ли не знаете что, то ли не понимаете, зачем теперь это нужно. Похожая ситуация придет еще раз, новой волной — всего через три года. Но в 1988 году народ еще не в курсе, театральные обозреватели — часть народа — тоже. До конца советской цивилизации остается, считай, пять минут.

* * *

Перестроечный Ефремов постоянно упоминается в прессе. (Я пыталась подсчитать, когда его слава была выше: в оттепель или в перестройку. Подсчет пока не дал точных результатов.) Его друг М. С. Горбачев, понятно, чаще, но оттенки разные: Горбачев все еще герой, открывший шлюзы. А Ефремов уже «разрушил МХАТ», и наша публика впервые за годы своей советскости получила материал посудачить о государственном деле открыто, ярко. Последствия этого самодеятельного плебисцита слышны по сей день. Будто реликтовое излучение Большого взрыва, санкционированного прессой.