— Начинается, Николай Николаевич, — сказал старпом. — В Северном уже восемь баллов. Я за первый трюм беспокоюсь, как бы не пошла эта пирамида дышать…
— Ничего-о, проскочим. Как практикант справляется?
При этих словах Миша возле штурвала подтянулся.
— Нормально, лучше авторулевого курс держит — похвалил старпом. — Я ведь тоже был фреш-уотер сейлор [2], сдуру когда-то в море пошёл. Жил далеко от воды, в роду моряков не было. Книжек начитался, парусами бредил, — да только какие нынче паруса… Ничего не знал. Тогда почти все шли в море за деньгами, покупали за валютные гроши всякий мохер-гипюр-кримплен, у нас перепродавали втридорога. Опасное дело, между прочим! За это срока давали. В магазинах-то пусто было, народ заграничный ширпотреб с руками отрывал. Когда я в это дело вник, когда после первой заграничной практики матери обмолвился, как моряки деньги зарабатывают, она в ужасе за голову схватилась — и мысли не могла допустить, что сын спекулянтом станет. Такое в семье воспитание было…
— Там, в лоцманской, грязная посуда с отхода стоит, — недовольно сказал капитан.
— Курс двести двадцать пять! — громко скомандовал старпом.
— Двести двадцать пять! — откликнулся Бугаев.
— Хорошо. Переходите на автомат… Знаете, как это делается? — Сам подошёл, показал тумблер на рулевой колонке. — Как выйдете из штурманской, направо по коридору будет каюта. Соберите там посуду, снесите всё в буфетную. И поглядите, чтобы в целом порядок остался. После сразу сюда.
Бугаев вспыхнул, на секунду замешкался. Как будто хотел возразить, но сдержался, с оскорблённым видом направился к выходу.
— Самолюбивый дурачок, — сказал старпом, когда дверь за ним захлопнулась. — Всё боится, что его на камбуз сошлют или прибирать заставят. Не на то молодые люди гордость расходуют. Научить бы их вот так же настоящие свои права отстаивать…
Капитан широко оперся руками на поручень перед иллюминатором, смотрел на море.
Какое-то время молчали.
— Можете себе представить, — тихо сказал Красносёлов. — Водой из цветочной вазы облила. А я попросил её перенести букет из столовой в мою каюту, только и всего.
— Светлана?
— Ну да…
Снова помолчали.
— Не знаю, будет ли это для вас утешением, — сказал старпом, — но у меня с ней никогда ничего не было. Так, отирался около. Всё на что-то надеемся, изображаем из себя до старости… Давно не встречались, забываться уже стало, и вот снова судьба свела. И опять всё как будто заново.
— Семьи, что ли, нет?
— Нет. Вовремя не завёл, а потом уже казалось — поздно. Глупость, конечно…
— Да. Команда утихомирилась. Но они все на вас тычут!..
Глава третья
Ему ли было не знать об этом!
Ещё в порту, на второй день пребывания на судне, когда Акимову впервые удалось улучить минуту побеседовать со Светланой наедине и он заверил её, что его появление здесь — чистая случайность, он не искал встреч и не преследовал её, но раз уж так вышло, то не может скрывать, что по-прежнему её любит, — она отреагировала сурово:
— Думаю, мне лучше списаться на берег.
— К чему такая жертва? — грустно сказал он. — Я пришёл сюда после вас, значит, и уходить, если уж это необходимо, надо мне.
— Но вам нельзя, вы приставлены к этому грузу!
И сколько он потом ни разубеждал её, как ни возмущался нелепой мыслью, что он, которого она как-никак знала не первый день, с которым раньше работала, мог стать чем-то вроде экспедитора при сомнительном грузе, — это клеймо, волей случая на нём поставленное, не удалось до конца смыть даже в её глазах. Что уж говорить об остальном экипаже! Все они, не исключая и капитана, были убеждены, что его появление на судне как-то связано со злополучными ящиками. Одни верили в это больше, другие меньше, кто-то боялся этой версии, кто-то сознательно раскручивал её в своих интересах, кто-то пользовался ею исподтишка, — но все так или иначе постепенно начинали видеть в нём, старпоме, врага.
Для него такой поворот был не нов, он поневоле пытался разобраться в подобных коллизиях ещё с юности.