— Интересно, что там всё-таки? — промолвил Чернец, в минуту передышки семеня туда-сюда по одному из ящиков и пробуя каблуком на крепость дощатую обшивку.
— Если бы я знал! — Старпом вздохнул, вытирая взмокший под каской лоб.
— И что было бы тогда? — с вызовом спросил матрос. — Мастер вот знает, а что толку!
— Во-первых, я не мастер. А во-вторых, что там он знает и знает ли — это большой вопрос.
— Круто! Куча народу на пароходе везет фиг знает что, и никому…
— Ты, это, иди подбирай, — оборвал Чернеца Иван Егорович. — Иди, там Жабин уже бросает.
— Тросы нужны? — гудел сверху Жабин, нависнув над квадратным проёмом лаза. — Держи!
Несколько тяжёлых стальных бухт ухнуло вниз на доски, за ними полетели скобы.
— Стой, бленах..! — заорал ему Чернец. — Ты башкой-то соображай немного, всё сейчас под доски провалится! Как доставать будем? Спускай связку на шкентеле!
— Вон туда зацепим? — спрашивал тем временем Сипенко старпома, показывая вверх, на массивные рымы под палубой вдоль бортов.
— Не торопись, Иван Егорович. Ты что, подвешивать эти ящики собираешься? Тогда нижние ряды поедут. Надо не кверху тянуть, а прижимать. Понял? Сейчас я тебе нарисую… Ах, чёрт!
Старпом приладился было начертить Сипенко на гладком распиле доски схему, как вдруг ручка, бережно вынутая из нагрудного кармана рубашки, скользнула из руки и мигом исчезла в глубокой щели между горбылями.
— Чёрт! Дорогая ручка-то. Подарок…
— Теперь не достать, — посочувствовал Сипенко, заглядывая в чёрную пропасть щели. — После выгрузки поишшем, Алексеич.
— Да ладно. Потерявши голову… Я к чему тебе стал рисовать: надо верхние ящики между собой плотно стянуть за обвязку, скобами или ещё как, а от крайних растяжки вниз вести! Чтобы зажать нижние ряды.
— Так-то так, да куда вниз, доски же мешают?
— Будем разбирать…
На обед Акимов опоздал. Решил, что за столом никого уже не будет, не стал тратить время на переодевание, чтобы сразу опять нырнуть в трюм. Но в дверях кают-компании столкнулся с капитаном.
— Как у вас? — деловито спросил Красносёлов как ни в чём не бывало.
— Закрепили, обтянуть осталось.
— Помощь требуется? Может, кого-то из машины привлечь?
— Не нужно, Николай Николаевич. Управимся.
— Давайте.
В шестнадцать часов Акимов принял вахту у Грибача. К тому времени груз в трюме закрепили стальными растяжками, по четыре с каждого борта. Боцман и старший матрос по распоряжению старпома обходили всё судно от бака до кормы, ещё раз проверяя готовность к шторму. Капитан не покидал мостика: приближались к Датским проливам. Он разговорился — по-начальственному снисходительно, как давно уже привык, даже немного по-барски, но видно было, что ему сейчас не очень уютно и он пытается загладить утреннее происшествие.
— Дожили, етить твою. Думал ли я, когда плавать начинал, что буду суда под мальтийским крестом водить!
— А что, под российским нынче лучше? — суховато спросил старпом, только чтобы поддержать разговор.
— Не знаю. Теперь — не знаю. Раньше за флагом стояли могучая держава, традиции. Гордость какая-то была. А теперь вот он, — капитан кивнул в сторону практиканта, — с какой мыслью работает? Куда после окончания пойдёт? Деньги зашибать, и только. И деньги-то никакие, на берегу сейчас много больше имеют.
— Да уж, наши деньги все в чужом кармане. Вы правы, наверное. Столько уже времени народ не может понять, кому или чему принуждают его служить. Отсюда и упадок сил, и вырождение. Вымираем понемногу… А всё-таки в море любовь к своей стране обостряется. Впрочем, как и многие другие чувства. Я два года назад, когда вернулся на флот, снова это пережил, будто в юности. Хоть и под чужим флагом, а чувство — русское, никуда от него не денешься.
— Да. Флаг чужой, а случись что — под защиту этого флага кинемся, некуда нам больше бежать, — невпопад поддакнул капитан.
Бугаев за вахту не проронил ни слова, выглядел надутым, но на руле стоял исправно и все распоряжения старпома выполнял с подчёркнутым усердием.
В четыре утра мастер по-прежнему был на мостике. Судя по утомлённому виду и красным от бессонницы глазам, он не уходил оттуда всю ночь, лишь ненадолго укладываясь подремать на диване в штурманской рубке. Акимов про себя одобрил столь ответственное поведение и подумал, что он бы на месте капитана тоже, наверное, не рискнул доверить судно в проливах штурманам. Но уже миновали Скаген, а Красносёлов всё маячил в своем углу за радаром.
Бугаев, как всегда, встал за штурвал. Шли в ручном режиме, приближаясь к точке поворота.
С каждой минутой волны становились выше, раскачивало сильнее. Это было похоже на аттракцион, раскручивающийся с ускорением, всё быстрее и быстрее, когда сам не знаешь, где же будет положен предел смертельно опасному росту… Старпом заметил, как побелело лицо Бугаева, впервые в жизни, наверное, попавшего в настоящий шторм.
— Вы как вообще, качку-то переносите? Если мутить будет, скажите. Полборта лево!
— Полборта лево, — слабым эхом откликнулся Бугаев.
— Громче репетуйте!
— Есть полборта лево! Двести семьдесят… Двести шестьдесят пять… Двести шестьдесят… Двести пятьдесят пять…