Олигархический транзит

— Ты всё себе выдумал, маленький. Ты считаешь себя тут самым важным. Ну и считай на здоровье. Только у Владимира Алексеевича, конечно, была совсем другая причина. Чего ему тебя бояться? Он тебя жалеет. Хочешь, я с ним поговорю?

Только тут он почувствовал, что не всё в их отношениях безоблачно и что о тайном его замысле нельзя рассказывать никому — даже ей.

Для успеха дела нужен был надёжный фонарь. У рядовых матросов фонарей не было. Перебрав возможные варианты, Миша сразу отбросил боцмана и Сипенко, которые могли заподозрить неладное. Остановился ненадолго на механике Александре Васильевиче (в машинном отделении, он знал, ручными фонарями пользовались постоянно) и тоже забраковал: слишком болтлив.

После грустной беседы со Светой Бугаев встретил на шлюпочной палубе скучающего Лайнера, от нечего делать ковырявшего спичкой в зубах, и решил к нему подойти. Сам удивился, как ему сразу мысль об электромеханике в голову не пришла: фонари — это как раз его хозяйство!

Лайнер был рад нечаянному собеседнику. Облокотясь на релинги, они обменялись сожалениями по поводу необычно дурной для этого сезона погоды. Миша откровенно пожаловался на тупость и однообразие морской службы, особенно ночных вахт, состоящих в том, чтобы бороться со сном и пялить глаза невесть на что. Сказал, что тяготы профессии его никогда не пугали, напротив, — он представлял работу в море даже более опасной, но и более увлекательной, что ли, фееричной, свободной, а не уныло-казённой, как здесь. И потом, можно плавать, пока живёшь один; а если женишься? Как он, Лайнер, переносит в рейсах разлуку с женой?

Бугаев, конечно, немного лукавил в своих наводящих вопросах: он помнил слова Сикорского насчет «озабоченности» электромеханика.

Борис Исаакович пустился пространно рассуждать, что супружеская верность — это рудимент прошлых эпох, связанный с неразвитой экономикой и трудностями физического выживания. Современный благополучный и обеспеченный человек давно исключил эту категорию из своего морального кодекса. Да, многие люди на Западе по-прежнему живут в браке, но их связывают в основном дети и общая собственность. Что же касается половой жизни, тут цивилизованное общество озабочено только достижением максимального комфорта. А раз так, моряки оказываются в самом невыгодном положении из всех возможных, ибо где же взять комфорт для кучи мужиков, неделями и месяцами практически лишённых женского общества? Одна-две женщины на экипаж, когда они есть, конечно, — не в счет, эти обычно достаются начальству, которое имеет финансовую возможность платить за сексуальные услуги. У Лайнера такой возможности никогда не было. Борис Исаакович вспомнил к месту слова какого-то доктора Джонсона, прочитанные им однажды по-английски на упаковке бритвенных лезвий: о том, что жизнь на судне — это жизнь в тюрьме, с той лишь разницей, что на судне можно ещё и утонуть; что заключённый к тому же имеет больше жизненного пространства, лучшее общество и, как правило, более разнообразную пищу…

— Вам не нравится, как готовит Света? — простодушно спросил Бугаев.

Лайнер почему-то смутился и уточнил, что доктор Джонсон жил, кажется, в восемнадцатом веке, когда моряки на парусных кораблях плавали в страшной тесноте, страдали от недостатка витаминов и жрали тухлую солонину, рейсы длились по нескольку месяцев, а на флот шли в основном разбойники. Что же касается Светланы Герасимовны, она готовит превосходно и не относится, к счастью, к категории тех девиц легкого поведения, которых он только что упомянул, так что если Бугаев сдрейфит, то, во-первых, сделает её несчастной, а во-вторых, сам будет всю жизнь страдать, как по сей день страдает он, Борис Исаакович, упустивший много лет назад свой шанс.

Пришел черёд смутиться Мише, он побагровел до слёз, но всё-таки сумел пролепетать:

— Какой шанс вы имеете в виду? Вы собирались жениться?..

Борис Исаакович строго сказал, что к тому времени он уже был женат и вовсе не собирался бросать семью. Шанс состоял в том, что баба хотела ему отдаться, а он сплоховал. Был зелёным и неопытным, вешал ей лапшу на уши, а на дело не сподвигся. Всё казалось, что нельзя так сразу, что это её испугает, оттолкнёт, оскорбит, что за женщиной надо сначала как следует поухаживать… Так его учили в советском обществе. Она всего месяц как была замужем. Ждала возвращения мужа из рейса. В первый день знакомства они просто разговаривали, во второй уже целовались, на третий она привела его к себе домой, а он оробел. А на четвёртый день прибыл муж. Больше они не виделись, но она ещё много лет писала ему трогательные письма. Когда он их читал, его сердце разрывалось.

— Но это же настоящая любовь! — сказал Миша. — Как в «Даме с собачкой» Чехова. Жалеть тут можно только о том, что вы не сошлись, не решились порвать семейные узы…