Олигархический транзит

Проход вдоль надстройки по левому борту был более сухим, но не менее устрашающим: эта сторона судна то и дело заваливалась в пучину, и тогда горизонт опрокидывался прямо на Мишу, как в самолете на крутом вираже. Волны здесь, заслонённые корпусом судна от ураганного ветра, были глаже, исходили шипящей пеной и приближались порой так близко, что их, казалось, можно было достать поверх фальшборта рукой. С высоты трапа, не отваживаясь спуститься, Бугаев оглядел залитую водой главную палубу со штабелями лесного груза. Мощные фонтаны, вздымаемые носом судна при каждом ударе о волну, потоками обрушивались на бак и первый трюм. Едва ли кто мог оказаться в этот час в носовых помещениях. Миша с тоской подумал о почти непреодолимых трудностях, с которыми будет связано выполнение его тайного намерения: ведь надеяться на то, что к ночи шторм уляжется, не приходилось.

Он решил на всякий случай заглянуть ещё на корму и оттуда сразу подняться на мостик по наружному трапу, трезво рассудив, что старпом может вызвать Сипенко и по трансляции.

К его радости, на корме оказались люди. Он увидел их сразу, как только завернул за угол надстройки: между шпилем и вьюшкой вполоборота к нему, лицом друг к другу стояли Чернец и Жабин. Они его не замечали.

— …зду блена… отсиживаться когда другие зае… дохнуть?! — донес ветер до ушей Бугаева обрывки крика Чернеца.

— Я не …аюсь подыхать из-за …ёвина …ись оно в пи… крысятнику …опу! — проорал в ответ Жабин.

— Кто …зал жопу? Это я ли… собачий?

Миша не понимал, что они кричат. Как раз в это время он увидел перед собой огромную изумрудно-зелёную гору воды, всю в белых разводах пены, нависшую высоко над кормой, и застыл в оцепенении, обеими руками ухватившись что есть сил за металлический поручень и приникнув к надстройке. Величественная картина завораживала ужасом и красотой, от неё невозможно было оторваться. Такое море, такие волны он видел впервые — всё это совершенно не походило на уже привычную серую Балтику. Казалось, гибель неминуема, громада вот-вот должна была обрушиться на судно, поглотить его, как щепку. Это длилось всего несколько секунд; затем корму подбросило кверху с такой силой, что у Миши подогнулись колени и зашлось сердце; судно вознеслось на самый гребень вершины, беспомощно переваливаясь с борта на борт, с оголёнными винтом и рулем, отданное целиком на волю судьбы, и — снова кувырком рухнуло в пропасть между двумя валами…

Наверное, у Бугаева был в это время ошалелый вид. Матросы могли бы заметить, как он перетрусил. Но Чернецу с Жабиным, к счастью, было не до него.

Придя в себя в короткий промежуток между падениями и взлетами кормы, Миша, не отпуская идущего вдоль надстройки поручня, придвинулся к ним поближе.

— …Подыхай, если у тебя мозгов нет! — заканчивал очередной свой выпад Жабин.

— Да у тебя, бленах.., не только что мозгов, у тебя и кишки давно все высохли! — кричал Чернец. — Потому что любая тварь с кишками понимает, что нельзя жить только за счёт других, надо и самой что-то делать! Ты просто червь, паразит!

— Для кого делать, для крысятника? Чтобы он карманы набивал, а я потом сдох?

— Для себя, дубина! Если бы мы вчера за тебя не отдувались, ты бы давно уже рыб кормил. И кончай брехню про старпома, он весь день вместе с нами в трюме просидел. Зачем ему себя-то гробить?

— А мне насрать, чем вы там с ним занимались! Можешь теперь вместе со студентом пойти и пососать у него!

Белесый вгляд Жабина впервые упал на Мишу.

— Бегите сосите оба, пока ещё у него стоит! — нарочно громко повторил он, нехорошо осклабившись.

В этот момент Чернец нырнул рукой под китель, и Миша увидел у него нож. Жабин, который был почти на голову выше, растерялся, отступил назад, шаря около себя глазами, затем резко пригнулся за шпилем и выпрямился уже с занесённой кувалдой.

Посреди урагана, брызг, накатывавших валов, всего того величественного ужаса, который только что ощутил Миша, происходящее между двумя матросами казалось особенно бессмысленным и безобразным. Люди, чья жизнь и без того ежесекундно висит на волоске, готовы убить друг друга из-за пустяка, из-за простого недопонимания, из-за какого-то глупого обидного словца!

Того, что вышло дальше, он и сам от себя не ожидал. Сказались переживания последних часов, постоянная борьба с давящим чувством страха, напряжение на грани истерики.

— Нет! Не сейчас! Вам нечего здесь делить, дураки! — завопил он какую-то чушь, вскакивая между ними.

Чернец свободной короткопалой рукой крепко сжал Бугаева за локоть и молча отодвинул в сторону; лицо его было страшно. И тут Миша сделал очередной непредсказуемый шаг: вдруг размахнулся и со всей силой залепил Чернецу пощёчину. И сразу же, не дожидаясь реакции, повернулся и ударил Жабина головой в живот. В ту же сторону как раз кренилось судно; Жабин не удержался на ногах, выпустил из рук кувалду, оба рухнули на палубу и покатились к леерному ограждению. Жабин вскочил первый, мимоходом двинул Бугаева тяжёлым кулаком в лицо и снова изготовился к схватке с Чернецом, почему-то громко шмыгая носом и всхлипывая.