Олигархический транзит

— Ну, хватит, хватит, — сказал отрезвевший Чернец, поднимая пустые руки. — Мир.

Жабин швырнул кувалду под шпиль и боком, продолжая хлюпать соплями, скрылся в подветренном проходе за надстройкой.

Нокаутированный Миша лежал на палубе головой на чугунной подушке кнехта. Какое-то время ему было тепло и уютно. Раскачивало, точно в колыбели, горящее лицо орошали брызги, по небу неслись тёмные рваные облака, затейливо меняя очертания… Потом сильно заболел нос, что-то густое потекло по щеке. Потом над ним склонилась фигура в чёрном кителе:

— Живой? Холоду надо приложить!

— Ты что, думаешь, если эти подонки делают с нами что хотят, то и вообще всё можно? — прошепелявил Миша разбитыми губами, по инерции всё ещё пытаясь донести какую-то застрявшую в голове мысль.

— Вот сука, бленах.., — сказал Андрей, оглядываясь вслед исчезнувшему Жабину. — Кто за него кувалду будет прибирать?..

На мостике старпом, переведя руль на автомат, достал из аптечки пакеты, бинты, какой-то антисептик, сам перевязал Бугаева и велел до конца вахты лежать на диване в штурманской рубке.

Вызвали по трансляции старшего матроса. Тот явился не скоро; оказалось, что когда Миша его разыскивал и безнадёжно оглядывал пустынную палубу, уверенный, что в такую погоду никто туда не сунется, Иван Егорович как раз проверял по собственной инициативе оттяжки в первом трюме. Доложил, что с ними всё нормально, держат.

Когда Сипенко ушёл, старпом произнёс себе под нос:

— Этот беспокоится, а боцману хоть бы что…

— Спишем после рейса, — откликнулся капитан. — На хрен нам забастовщики нужны.

— Да ведь он считает себя правым. И по большому счёту так оно и есть. Только где он этот счёт собирается предъявить, разве что в преисподней?..

Ужинал Миша на пару с Егорычем. Чернец к тому времени заступил на вахту с третьим помощником, Ругинис поел раньше, Жабин вообще не появился в столовой. Стёпа намочил водой скатерть и поднял бортики стола, чтобы посуда не скользила и не падала на палубу. Светлана вышла к столу, присела на минутку рядом с забинтованным Мишей, посокрушалась о его беде (настоящую причину, конечно, он не открыл и ей), но есть не стала и скоро ушла отлёживаться к себе в каюту. Её в качку мутило — сильнее, чем Мишу, чем всех прочих; но приготовила она, казалось, именно то, что только и можно было съесть в такую тошную минуту.

Сразу после ужина он отправился в душ, надумав ополоснуться после потасовки на палубе, омыть раны и поменять промокшее белье. Яркий электрический свет в белоснежной кабинке, горячая вода из крана, махровое полотенце — всё это было настолько далеко от ревущего во тьме ветра и пенистых валов, что та, внешняя жизнь, происходящая совсем рядом, в каких-то сантиметрах за тонкой стальной обшивкой, казалась отсюда мрачной фантазией. Если бы судно не швыряло с борта на борт и вверх-вниз, об этой фантазии можно бы и вовсе забыть. Но Мише это не грозило. Согреваясь под тёплыми струями, он всего лишь ненадолго отодвигал неумолимо приближавшееся рискованное предприятие, которое теперь не выходило у него из головы. Ещё, вспоминая вчерашние слова Светы, думал о том, что она, как всегда, права: надо не воображать, что ты пуп земли, не прикидываться гордым или значительным — это смешно, — а в любых условиях делать то, что считаешь необходимым. В этом и заключается достоинство.

Самым сложным казалось пройти по заливаемой палубе так, чтобы не увидела вахта с мостика. Для этого он решил дождаться, пока все лягут спать и потушат свет в каютах. Из рубки палуба просматривается и ночью, но если удастся проскочить незаметно по деревянному настилу, уложенному поверх палубного груза и подсвеченному лобовыми иллюминаторами кают, то дальше будет легче: можно затаиться на время, оценить обстановку, а затем двигаться короткими перебежками под прикрытием комингсов трюмов. Возможно, ему повезёт, капитан отлучится поспать, третий помощник уткнётся в экран радара, останется один Чернец на руле… Андрей — зоркий, и как он поступит, если заметит человека на палубе, предсказать невозможно. Едва ли он узнает в темноте Бугаева, да если и узнает, всё равно ничего не поймёт. Поднимет тревогу, зажгут везде свет… Всего бы лучше сделать его сообщником; тогда, может, он и других сумел бы отвлечь в нужную минуту и дал пройти беспрепятственно. Да только согласится ли он? Бугаев и прежде не был в этом уверен, а после сцены на корме и подавно. Не то чтобы Миша специально раздумался над смыслом отдельных выкриков Чернеца, но и так было ясно, что они со старпомом заодно, раз тот взял Андрея в трюм.