— И только? И поэтому вы нас заперли в душном тесном хлеву, как скотину? А на берегу эти самые граждане мрут как мухи от нищеты, бездомности и пьянства, никто и пальцем не пошевелит!
— Владимир Алексеевич, — вступил Ухалин, знаком останавливая готового разразиться возмущённой тирадой Пухло. — Оставим в стороне политику, мы не в силах на неё повлиять. У нас к вам несколько простых вопросов. Скажите, вы были на мостике вчера утром во время ответа капитана на вызов корабля по радиотелефону?
— Был.
— Вас не удивило, что капитан умышленно вводит в заблуждение российский военный корабль, выдавая своё судно за другое? Почему вы не попытались его остановить?
— Это… долгий разговор. Его надо начинать с начала.
— Следует ли понимать ваш ответ так, что между вами и капитаном существовал по этому факту предварительный сговор?..
Допрос тянулся долго. До Светланы дело так и не дошло, а разговор закончился на таких тонах, что ещё раз спрашивать про неё не имело смысла. Отпустили Акимова без конвоя. Просто сказали: «Можете возвращаться в столовую». Света не выходила у него из головы, и он воспользовался случаем — нырнул палубой ниже (благо вахтенный в холле возле столовой стоял к трапу спиной), туда, где располагалась её каюта. Перед дверью замер и перевёл дыхание, волнуясь как мальчишка. Тихо постучал. Никто не откликнулся. Взялся за ручку — дверь подалась. Он оказался здесь впервые. Небольшая каюта была чисто прибрана и вся пропитана знакомыми, почти родными ароматами. На свежей постели лежал сложенный пододеяльник. Было очевидно, что со вчерашнего утра, с тех пор как Света застелила для него — для них двоих, — никто к койке не притронулся. Он машинально кинул взгляд на переборку, где висело в рамке расписание по тревогам, и невольно вздрогнул: перед ним, как перед Валтасаром, сразу вспыхнули слова: «Раздевальщик № 2 выполняет инструкцию раздевальщика № 2».
Одно из двух: или он сошёл с ума, или то, что было ночью, ему не приснилось. А всё, что он присочинял после, — оно тоже было явью? Но тогда он точно сошёл с ума! Где она провела эту ночь? Где она сейчас, жива ли?..
В столовой, куда его запустил вахтенный, отворив дверь ключом, уже заканчивали завтракать. Дверь на камбуз была распахнута, там гремела посуда. Старпом торопливо прошёл внутрь, огибая неубранные постели на палубе, минуя буфетную, безотчётно повинуясь последней надежде, — и обомлел: Света, в клеёнчатом фартуке и косынке, с засученными рукавами халата, разрубала топором мороженую свиную тушу. От радости Акимов даже вскрикнул, устремился к ней, успел сделать два или три шага…
— Куда! — страшным, грубым голосом закричала она, взмахивая топором. — Здесь нельзя находиться! Пошёл отсюда, на хер!..
За спиной Акимова загоготали. Он оглянулся: в дверях толпились Жабин, Симкин, Грибач, подальше выглядывали головы Бородина, Сипенко…
— Видали, как наша Светка изменилась? — сказал с недоумённой улыбочкой Бородин. — Она не первого вас отшивает. Пока пили чай, почти всем досталось. Мишку Бугаева тряпкой по мордасам…
Старпом растерянно опустился на кресло возле обеденного стола.
— Слушай, — сказал тихо Бородину, притягивая его за руку поближе. — Эти слова правда ты печатал?
— Какие слова?
— Ну, насчёт раздевальщика № 2?
— А… Конечно. Так инструкция по химзащите составлена. Бредятина! Что всё-таки со Светкой стряслось, а?
— Что-что, — пробормотал Симкин, сидя напротив. — Начальство сменилось! Теперь она Колунова подстилка.
— Ты что несёшь! — возмутился Акимов.
— Вахтенные матросы видели, можете сами у них спросить. Она в пять утра из капитанской каюты выскочила.
Старпом думал.
— Но ведь она была ночью здесь?
— Заходила, — нехотя подтвердил Бородин, глядя в сторону. — Оторвалась напоследок. Да, видать, не так, как ей хотелось. Теперь мстит кому-то. Господи, несчастные бабы!..
После завтрака вызывали по очереди многих. Ругинис вернулся с допроса красный и разгневанный. Иван Егорович — очень задумчивый. Оба ничего не рассказывали. Только часы спустя Сипенко обмолвился Акимову, что доски из первого трюма придётся силами команды перегружать на баржу, «как вы им посоветовали». Что за баржа, когда её подгонят, он и сам толком не разобрался. Грибач пробыл наверху долго, появился, пританцовывая и насвистывая что-то популярное. Так совпало, что после этого в столовую заглянул Равиль Ахметович и добродушно спросил:
— Почему телевизор не смотрите? Не работает? Надо было давно об этом сказать!
И в самом деле, через пару часов военные спецы наладили приём, и добрая половина команды уселась перед экраном. Сигнал был слабый, кадры какого-то низкопробного блокбастера на чужом языке постоянно перебивались столь же непонятной рекламой, но глазели не отрываясь: люди изголодались по развлечениям. Тогда же заодно позволили сходить за постелями тем, у кого их не было.