Олимпионик из Ольвии

Перед ним на огромном троне величаво восседал самый настоящий Зевс — бог Громовержец, бог Олимпиец — великий, всемогущий, грозный. Взгляд Зевса был устремлён вдаль и казался всевидящим и всепроникающим. Создавалось впечатление, что он видит то, чего не дано видеть никому из смертных. На ладони его правой, согнутой в локте руки стояла богиня Ника, в левой, несколько вытянутой вперёд руке Зевс держал скипетр, на котором сидел орёл.

Стоя перед статуей, высота которой превышала восемь оргий, Тимон почувствовал вдруг себя чем-то вроде букашки — маленьким, невзрачным, никчёмным. И только спустя какое-то время он стал приходить в себя и смог наконец оторвать от статуи заворожённый взгляд. Лишь тогда он смог рассмотреть, что обнажённое по пояс тело Зевса сделано из слоновой кости, а одежда и обувь из золота. Основательно рассмотрев Зевса, Тимон перевёл взгляд на трон и постамент, на котором стоял трон. А там было на что смотреть! И постамент, и трон украшали десятки замечательных, мастерски выполненных барельефов.

Кто только не был изображён на них! Зевс и Гера, Гермес и Афродита, Афина и Посейдон, Аполлон и Артемида, Атлант[206] и Геракл, Тесей и Ахилл, Аякс и Кассандра. Почти всем обитателям Олимпа нашлось место на этих барельефах.

И каких только сцен там не было изображено! Битва Тесея с амазонками, убийство Аполлоном и Артемидой дочерей Ниобы[207], борьба Геракла с немейским львом, освобождение Гераклом Прометея, взятие Ахиллом под стенами Трои в плен царицы амазонок Пентисилеи и другие. Глаза разбегались от множества сцен и принимающих в них участие богов, богинь и героев.

Всех персонажей, изображённых на барельефах, Тимон, конечно, не знал. Но это нисколько не мешало ему любоваться и восхищаться мастерством, с каким были выполнены эти работы. Изображённые на них небожители казались самыми что ни на есть настоящими живыми людьми.

Особое внимание Тимона привлёк юный Эрот[208], который развязывал пояс на хитоне Афродиты. Что-то очень знакомое показалось ему в этом шаловливом божке. И чем больше всматривался в Эрота Тимон, тем больше убеждался в том, что он хорошо его знает. Неожиданно Тимон с силой хлопнул себя ладонью по лбу.

— Так это же Пантарк! Ну, конечно, Пантарк. Кто же ещё!

— Ты о чём? — спросил Феокл.

— Да вот... Пантарка увидел, юного борца из Афин. Взгляни-ка на этого Эрота.

— И в самом деле Пантарк, — промолвил, присмотревшись к Эроту, Феокл. — Во всяком случае, точная его копия. Удивительная схожесть...

Рассматривая барельефы, Феокл и Тимон обогнули пьедестал и зашли к нему сзади. Там они увидели пожилого сухощавого мужчину с копной курчавых седоватых волос. Мужчина, слегка нагнувшись, с помощью молотка и чекана прорабатывал на бронзовом барельефе торс какого-то бога или героя. Было любо смотреть, как проворно управляются с этими инструментами мускулистые руки мужчины. Феокл, как увидел мужчину, так и прикипел к нему взглядом. Очень уж знакомыми показались ему и эта курчавая голова, и проворные руки, и манера работать.

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, мужчина резко обернулся и пробасил:

— Кто это так внимательно меня разглядывает? — Какое-то время он в упор смотрел на Феокла, затем, склонив голову набок и прищурившись, медленно проговорил: — Вроде как знакомая личность. Постой... постой... Никак Феокл... сосед... бегун... Так ведь? Феокл?

— Он самый, — обрадованно заулыбался Феокл. — Привет тебе, Фидий! Ну, и память же у тебя! Ведь двадцать лет не виделись.

— Хайре, Феокл! Память на людей у меня действительно отличная. Но куда же ты скрылся от нас на все эти двадцать лет?

— Лучше не спрашивай, — отмахнулся Феокл. — Сперва пришлось пожить в Милете, теперь вот в Ольвии обитаю.

— Да-а... — грустно протянул Фидий. — Несправедливы были к тебе афиняне. Им давай только победу. Не могут же все быть победителями. Всегда побеждает кто-то один.

— Ничего не поделаешь, — развёл руками Феокл. — Такова жизнь.

— Как вы моего Зевса находите? — поинтересовался Фидий.

— Меня лично ты ошарашил своим Зевсом, Фидий, — ответил, не задумываясь, Феокл. — Грандиозная работа! Такой статуи, не то что я, мир ещё не видел. И, думаю, нескоро увидит. Сколько ты над ней трудился?

— Три года. И ещё на добрый год осталось работы[209]. Только не подумай, что я один всё это сделал. У меня есть помощники: Паненон, мой брат-живописец, и мой ученик — скульптор Колот. Да ещё в моём распоряжении целая бригада рабочих. У нас над Кладеем имеется большая мастерская. Зайдите как-нибудь, посмотрите.

— С удовольствием! А как твой брат?

— Паненон? Ничего. Работает. Собирается вот показать свои работы. Завтра будет выставлять в Южном портике. Советую посмотреть. Кстати, Феокл, что это за парнишка с тобой? Уж не сын ли? — спросил, указывая на Тимона, Фидий.

— Это Тимон. Вроде как ученик мой. Приехал из Ольвии покорять Олимпию.