Оливер Лавинг

Еве пришлось сцепить пальцы, чтобы не придушить доктора его нелепым галстуком. Некомпетентность! Произнесла ли она это слово вслух? Все зло от вашей некомпетентности! Но даже в этот момент Ева понимала, почему у нее жжет в груди: много лет назад именно доктор Рамбл предлагал ей обратиться за сторонней консультацией – хоть и в своей надменной, снисходительной манере. Но у Евы так и не хватило духу настоять на других больницах, на других обследованиях.

– Так или иначе, – продолжил профессор Никел, – я уже связался с одним неврологом из Эль-Пасо. Ее зовут Марисса Гинзберг, она блестящий ученый, опытный специалист как раз по таким случаям. У нее есть целая куча тестов, с помощью которых можно определить сохранность сознания. Снимки мозга, ЭЭГ, уйма тестов на стимулы. Мы записали Оливера к ней на длительное исследование через восемь недель. Вы даете свое согласие?

– Восемь недель? – переспросила Ева.

– Это большой срок, понимаю, – сказал профессор. – Но с такой страховкой, как у Оливера, быстрее подготовить документы не получится.

– Это не просто большой срок, – сказала Ева. – Это издевательство.

И все же Ева была столь переполнена надеждой, что не могла злиться даже на безалаберного доктора, который теперь кривил губы за своим столом. Она осознавала, что и это долгожданное обследование не дало окончательных результатов. Но Ева ничего не могла поделать: только надежда заставляла ее кровь течь по жилам.

– Ну так и что это все означает? – спрашивал теперь Чарли, когда она ввела его в курс дела. – Что нам делать с этой информацией? До нового обследования восемь недель. А нам-то что делать все это время?

– Радоваться. Радоваться этой невероятной новости.

– Ну а тот-кого-нельзя-называть? – спросил Чарли. – Он знает?

– Отец твой знает, – ответила Ева. Да, возможно, сказалась привычка: ложь стремительно сорвалась с ее губ, та самая маленькая ложь, только делавшая ярче настоящий, истинный образ отца, который никогда не поддерживал семью, как подобает отцу. – Доктор Рамбл сказал, что у твоего папы был очень счастливый голос, когда они разговаривали по телефону. Хотя я сомневаюсь, что понятие счастья как-то вяжется с этим человеком, – на всякий случай добавила она.

Еще одного потрясения, помимо возвращения Чарли, Ева бы не вынесла, и была просто не в силах приглашать Джеда в их компанию. И потом, раз Джеду хочется угрюмо торчать в своем бунгало в Марфе, зачем ему мешать?

Горы полыхали в лучах заката. Сидя в Голиафе рядом с сыном, Ева по старой привычке поехала не в ту сторону. Вскоре она поняла, что свернула не к «Звезде пустыни», а на Зайенс-Пасчерз. Они ехали по этой дороге десять минут, прежде чем Ева хлопнула себя по лбу, словно приводя в действие засбоивший механизм.

– Не надо так, мама, – сказал Чарли. – Конечно, это невероятно. Правда. То, что мы узнали. Невероятно.

– Он опять с нами.

– Да? На самом деле мы этого точно не знаем. А если он и с нами, то был ли он здесь все это время? Или его мозг типа раз – и включился? Как лампочка?

– Последние три дня я только об этом и думаю. Полагаю, отвечать на эти вопросы будут специалисты. На следующем обследовании.

– Но, Ма… Если он действительно был там, каждый день, ну, в смысле правда нас слышал и видел… – Чарли запнулся.

– А мы и не знали.

– Но это же настоящий ад. Для нас это, может, и хорошие новости. Но для Оливера? Значит, он все это время провел в аду.

– Ах, а я уж успела забыть… – сказала Ева. – Успела забыть, что это такое, когда сынок мой дома. Это хорошая новость, Чарли. Просто замечательная новость. Как насчет того, чтобы «разбираться со всем постепенно»? Теперь, когда мы знаем, мы можем помочь.

Чтобы не пускаться в лишние объяснения, Ева решила не показывать Чарли, что сбилась с маршрута, и продолжала ехать к Зайенс-Пасчерз. Уже было так темно, что, когда дорогу перебежал койот, глаза его в свете фар сверкнули синими огоньками.

– Помочь? – удивился Чарли. – Как помочь?

– Помнишь Марго Страут?

– Никаких ассоциаций.

– Ну та женщина-логопед! Обычно она работает с теми, кто пережил инсульт или у кого деменция. Но с завтрашнего дня она будет заниматься с Оливером ежедневно. Говорят, она просто чудеса творит.

В эту неделю великих перемен случилось, в частности, и такое немаленькое событие: после стольких лет, в течение которых Ева демонстративно не замечала Марго, отворачиваясь от нее в коридорах, как от ходячего неприятного запаха, – Ева внезапно начала превозносить добродетели этой женщины.

«Это удивительно, не правда ли? – задумчиво молвил однажды доктор Рамбл, заметив за окном Марго. – Какая женщина – столько вытерпела, потеряла дочь, и все равно теперь всю себя посвящает другим людям».

Ева на секунду перестала расчесывать редеющие волосы Оливера, повернулась к доктору Рамблу и сказала: «Просто герой».

Но через несколько дней после обследования не кто иной, как Марго Страут, постучалась в дверь.

– Давайте так, – сказала она. – Давайте мы с вами вместе попробуем начать все сначала?