Доктор Фрэнк Рамбл был старым болтливым техасцем, созданным для того, чтобы сидеть на веранде и размышлять о прошлом над стаканчиком виски. Унылый, опасливый человек, он вел себя так, словно дело его жизни осталось далеко позади. Но Ева не испытала ожидаемого удовольствия, видя, как перепуган этот отживший свое халтурщик, тюремный надзиратель ее сына. Его ужас смутил ее.
– Господи, Фрэнк, в чем, собственно, дело? Боитесь работу потерять, что ли?
– Ева, – отвечал доктор Рамбл. – Тот полицейский. Мануэль Пас. Он заявился утром с кучей вопросов. Почему не провели обследование раньше? Почему не провели другие обследования? Как подобное могло произойти? Говорил со мной как с преступником.
– К вам приходил Мануэль Пас?
Сколько Ева уже не видела Мануэля? Месяца четыре, возможно больше. Воспоминание о страдальческом, беспомощном взгляде рейнджера, который так часто в эти годы был устремлен на Оливера: от этого Ева почувствовала легкий толчок тревоги.
– Я хочу сказать, – продолжал доктор Рамбл, – что этому человеку вообще нужно?
– Ни малейшего понятия, – ответила Ева, но это было неправдой.
В течение последних десяти лет, не имея никаких разумных объяснений случившемуся тем вечером, Мануэль пересказывал Еве абсурдные теории, которые ему предлагали местные жители, одну сенсационнее другой: якобы Эктор Эспина был племянником мексиканского наркобарона-миллиардера, чей картель и заказал убийства. Якобы у Эктора Эспины был тайный роман с Роем Лопесом, и первый решил заткнуть рот последнему, прежде чем все вышло наружу. «Только на прошлой неделе, – один раз сказал Мануэль, вздыхая, – отец Николаса Йорка пришел ко мне в кабинет и на полном серьезе уверял, что есть причины полагать, будто Эктор перед смертью перешел в ислам». И все же в своей обычной непоколебимо-терпеливой манере Мануэль всегда обещал жителям Блисса проработать любую бредовую теорию, которую ему излагали.
Но однажды, очень давно, Мануэль явился в палату Оливера с вопросами, полностью игнорировать которые Ева не могла.
– Я должен задать вам один вопрос, – обратился к ней Мануэль в тот день, всего через несколько недель
– О чем поговорить один раз? – спросила Ева.
Мануэль кивнул; сомнение комом стояло у него в горле.
В действительности Мануэль Пас не был даже главным следователем по этому делу, однако именно его мрачное лицо – лицо окружного капитана рейнджеров и коренного жителя Блисса – чаще всего мелькало в уже идущих на убыль новостях о трагедии, которые показывали по телевизору в приемной.
– Видимо, я хочу поговорить о Ребекке Стерлинг, – сказал Мануэль.
– О Ребекке? – спросила Ева так, будто услышала незнакомое слово.
– Их учительница, – пояснил Мануэль, – миссис Шумахер, говорит, Оливер и Ребекка вроде как дружили.
– Что вы хотите сказать?
– Мне интересно, насколько хорошо они были знакомы. Не были ли их отношения романтическими. Оливера и Ребекки.
– И ради этого, значит, вы вызвали меня из палаты. Об этом хотели поговорить наедине.
Мануэль поменял позу, и дрянное больничное кресло под ним отчаянно запищало, словно в его пружинах жило целое семейство возмущенных мышей.
– Ева, – сказал Мануэль. – Спросите меня, так Эктор Эспина – зло во плоти. Даже хуже. Возможно, мы никогда не узнаем его мотивов, если это вообще можно назвать мотивами. Но пострадали не только те трое ребят, но и бедный Оливер, вам не кажется это странным? Что Оливер оказался там? Я просто пытаюсь понять почему.
– Я думала, – ответила Ева, – суть в том, что Эктор хотел что-то доказать. В отместку за то, как мы обращались с вашими людьми. По крайней мере, именно так считают почти все.
–
– И какая у вас теория?
– Знаете, что мне рассказывал один тип из тех, кому Эктор продавал наркотики? Молодой парень, укурок, зовут Кен. Говорит, Эктор немного зациклился на его, Кена, девушке. Все закончилось дракой, когда Эктор решил к этой девушке подкатить. Он не мог вынести отказ. А знаете, что всем говорят в школе полиции в первый день? Поведение в прошлом предсказывает будущее. Похоже, проблема этого чувака – ревность, а не политика.
– И как это все связано с Оливером?