Оливер Лавинг

Джед повесил свою пилу на крюк. В этот момент Еву охватила странная ностальгия – не как обычно, не по солнечно-ярким годам, когда вся ее семья была с ней в Зайенс-Пасчерз, но по угрюмому спокойствию дней, проведенных между «Звездой пустыни» и приютом Крокетта, по той ущербной жизни, которой только что положила конец фМРТ профессора Никела. По тем временам, когда Ева не могла надеяться на что-то конкретное, а потому могла питать самые смелые надежды; по жизни, в которой были только мать и сын – и безумные надежды, что связывали их воедино. По временам, когда Оливер принадлежал только ей.

За стенами сарая поднялся ветер, со свистом врываясь в щели между деревянными досками. Когда он стих, воцарилась девственная тишина.

– Мы сделали для него все, что могли, правда ведь? – услышала Ева собственный голос.

– Это ты про что?

– Про Оливера. Иногда я просто не понимаю. Иногда я спрашиваю себя, может, ему было бы лучше, если бы мы просто отпустили его. Ты об этом задумываешься? Каково ему. Даже сейчас.

Ева смотрела, как пальцы Джеда выпрямляют кусочек металла, потом сгибают его снова. Когда Джед повернулся к Еве, она увидела, что его лицо преобразила восхитительная ярость. Стоя здесь, рядом с Джедом, Ева понимала, что в ее вопросе скрывался еще один вопрос. Мысль, которая преследовала ее в сумерках ее жизни. Желал ли когда-нибудь Джед, чтобы приют Крокетта сделал с их сыном то, для чего этот приют и был предназначен: позволил какой-нибудь инфекции или врачебной халатности освободить их от необходимости решать, от бесконечной спирали сомнений, самобичевания и жгучего отупляющего горя, которое они проживали каждый день?

«Ты можешь уйти», – однажды сказала Ева Оливеру, повторяя реплику, которую десятки раз слышала в фильмах, и со страхом прислушиваясь к словам, выходящим у нее изо рта. Но настоящий стыд у нее вызывало – по сей день – слово, которое сорвалось у нее с губ как логическое завершение фразы: «Пожалуйста», – добавила она.

– Ты делала все, что могла. – Словно молотком, Джед стукнул кулаком по верстаку, потревожив металлическую стружку. – Что ты еще могла сделать? Какой у нас был выбор? Скажи мне. Я весь внимание.

Ева пожала плечами. Часть ее хотела крикнуть, что согласна, другая часть – в стиле Джеда оставить вопрос без ответа, чтобы его столь редкий гнев разгорелся сильнее. Неужели это и есть ее муж? Неужели страдания и тяжелые запои наконец-то преобразили его? Внезапно застарелое напряжение щелкнуло где-то внутри нее, словно неудовлетворенный позыв чихнуть. У Евы возникло иррациональное, лихорадочное ощущение, что Джед может ее ударить. Но Джед разжал кулак, и вместо ссоры Ева выбрала нечто другое – почти не хуже. В три шага она приблизилась к мужу, прижала кончики пальцев к грязной плоти руки, ощущая под ними ошеломительно грубую кожу. Они сплели пальцы и долго смотрели на свои руки, словно на новую скульптуру, которую только что создали. Что они создали? Двух мальчиков, конечно, но что за странную конфигурацию породили они вдвоем, еще до того, как появились их дети? Нечто абстрактное, не особенно красивое, но, безусловно, такое, что арт-критик назвал бы гипнотическим; и маловероятные метаморфозы они могли претерпевать только в присутствии друг друга. Те краткие годы в начале их брака, когда в них обоих преобладали лучшие стороны, прежде чем их потаенные, скрытые сущности – Евино желание держать всех поблизости, желание Джеда никого не иметь поблизости – победили. И как же так получалось, что даже сейчас – даже сейчас! – Ева приняла несколько секунд его безраздельного внимания как драгоценный подарок? Даже сейчас, стоило Еве только увидеть Джеда, ее справедливый гнев исчез и ей захотелось только одного: чтобы Джед сказал, как сильно скучает по ней, как сильно ему ее не хватает.

– Я знаю, что я права, знаю, – сказала Ева. – Но почему ты всегда оставляешь меня одну? Я что, такая ужасная?

– Нет, – ответил Джед. – Не ты. Я.

И вот так просто все началось снова. Как логическое продолжение сцепленных рук в тот день в фургоне фМРТ, как на их «ужинах» в полупустом доме в «Звезде пустыни», сжатые пальцы стали сжатыми телами и ртами. Сперва в этом не было особенной сексуальности. Сексом они занялись, но он просто представлялся Еве лучшим способом притянуть Джеда так близко, как ей хотелось бы, – и все равно этой близости было недостаточно. В конце концов, ее лучшая часть была далеко, в руках Марго Страут.