Оливия Киттеридж

– Ясно, – сказала Оливия. Впереди, в тени, уже виднелась та самая гранитная скамья, отмечающая первую милю. – Хотите посидеть?

Джек сел. Оливия тоже села. Оба смотрели вдаль, выше поверхности воды. Мимо, держась за руки, прошла немолодая пара, кивнув им, точно они тоже были парой. Когда пара удалилась за пределы слышимости, Оливия сказала:

– Я так понимаю, вам это не нравится? Насчет дочери?

– Совсем не нравится, – сказал Джек. Он вздернул подбородок. – Может, я примитивный человек.

– О нет, вы очень сложный, – ответила Оливия и добавила: – Хотя, как по мне, это одно и то же.

Он глянул на нее, его стариковские брови взлетели вверх.

– Вот я ни капельки не сложная, – сказала Оливия. – Я по сути своей крестьянка. И во мне сильны крестьянские страсти и предрассудки.

– Что это значит? – спросил Джек.

Оливия сунула руку в карман, нашла темные очки, надела.

Через некоторое время Джек сказал:

– Только честно. Если бы ваш сын сказал вам, что он хочет спать с мужчинами, если б он на самом деле спал с мужчинами, был влюблен в мужчину, жил бы с ним, спал бы с ним, вел бы с ним хозяйство, – вы правда считаете, что вы бы ничего не имели против?

– Я бы ничего не имела против, – отрезала Оливия. – Я бы любила его всем сердцем.

– Это вы просто сентиментальничаете, – сказал Джек. – Вы понятия не имеете, что бы вы чувствовали на самом деле, потому что с вами ничего такого не случалось.

Щекам Оливии стало жарко. По руке потекла струйка пота из подмышки.

– Со мной много чего случилось.

– Например?

– Например, мой сын женился на отпетой особе, которая уволокла его в Калифорнию, а потом бросила.

– Статистически, Оливия, такие вещи происходят все время. Точнее, в пятидесяти процентах случаев.

– И что? – Ее поразил этот ответ – дурацкий и черствый. – А сколько процентов составляет вероятность, что твой ребенок гомосексуален? Что говорит статистика? – Она глянула на свои ступни – какие они огромные, как вызывающе торчат – и спрятала ноги под скамью.

– Разное она говорит. Каждое исследование приносит что-то новое. Но очевидно, что уж никак не пятьдесят процентов.

– Может, она и не лесбиянка, – сказала Оливия. – Может, она просто ненавидит мужчин.

Джек Кеннисон сложил руки на груди, на фоне голубой ветровки, глядя прямо перед собой.

– Не уверен, что вам стоило так говорить, Оливия. Я же не выдвигал гипотез, почему ваш сын женился на отпетой особе.

Оливии понадобилось несколько секунд, чтобы это переварить.

– Мило, – сказала она. – Что ж, очень мило.

Она поднялась и пошла, не оборачиваясь посмотреть, встал ли он. Однако, услышав за спиной его шаги, замедлила ход, чтобы идти вместе; направлялась она обратно, к машине.

– Я так и не понял, что вы имели в виду, называя себя крестьянкой. В этой стране и крестьянства-то нет. Может, вы хотели сказать, что вы ковбой? – Она глянула на него и с удивлением увидела, что он добродушно улыбается ей. – Конечно, ковбой, я же вижу.

– Окей, я ковбой.

– И, значит, республиканка? – уточнил Джек после паузы.

– Ой, ради бога. – Оливия остановилась и посмотрела на него сквозь темные очки. – Я же сказала «ковбой», а не «кретин». Вы намекаете на то, что у нас теперь президент – ковбой? Или что раньше у нас был президент, который играл ковбоя? Так вот, позвольте сообщить вам, что этот идиот, этот бывший кокаинист, ковбоем никогда не был! Может сколько угодно напяливать на себя ковбойскую шляпу, но на самом деле он маменькин сынок из поместья. И меня от него тошнит.

Она всерьез вскипела и не сразу заметила, что он смотрит в сторону и лицо его как будто закрылось; казалось, он мысленно отключился и теперь просто ждал, пока она договорит.

– О господи, – сказала она наконец. – Нет, не может быть.

– Не может быть что?

– Вы за него голосовали.

Джек Кеннисон выглядел уставшим.

– Вы за него голосовали. Вы, мистер Гарвард, мистер Высоколобость. Вы голосовали за эту вонючку.

Он хохотнул, как будто взлаял.

– Господи, да у вас и вправду крестьянские страсти и предрассудки.

– Ну хватит, – сказала Оливия и зашагала дальше, теперь уже в собственном темпе. – По крайней мере, – бросила она через плечо, – у меня нет предрассудков против гомосексуалов.

– Нет, – согласился он. – Только против белых мужчин с деньгами.

Вот это точно, подумала Оливия.

Она позвонила Банни, и эта Банни – Оливия ушам своим не поверила – рассмеялась.

– Ой, Оливия! Да разве это имеет значение?

– Не имеет значения, что кто-то голосовал за человека, который лжет всей стране? Банни, бога ради, этот мир сошел с ума!

– Трудно не согласиться, – сказала Банни. – Но этот мир всегда был безумен. Я так думаю: если тебе приятна его компания, то можно просто не обращать внимания на какие-то вещи.

– Мне неприятна его компания, – отчеканила Оливия и повесила трубку. Раньше ей не приходило в голову, что Банни глуповата, – но вот вам, пожалуйста.

Однако оказалось, что это просто ужасно, когда не с кем поделиться. В следующие несколько дней Оливия ощущала это особенно остро. И она позвонила Кристоферу.

– Он республиканец! – сказала она.