Оливия Киттеридж

Плач не подходил к ее чувствам нисколечко. Страх – вот что она ощущала, сидя там на раскладном стуле. Страх, что ее сердце снова замрет, остановится, сожмется и не разожмется, как уже было однажды, когда будто кулак ударил в спину и пробил ее насквозь. И еще страх от того, как невеста улыбалась Кристоферу, глядя на него снизу вверх, – так, словно она его на самом деле знает. Потому что разве же она знает, каким он был в первом классе, у мисс Лэмпли, когда у него пошла носом кровь? Разве она видела его тогдашнего – бледненького, пухловатого малыша, покрытого нервной сыпью от страха перед контрольной по правописанию? Сюзанна думает, что знает его, а на самом деле все, что она о нем знает, – это что она пару недель занималась с ним сексом. Но разве скажешь ей такое? Ни за что не скажешь. Скажи ей Оливия, что это не настурции, а петунии (а она не сказала), Доктор Сью ответила бы как ни в чем не бывало: «Надо же, а я видела точь-в-точь такие настурции». Но все равно: как она смотрела на Кристофера, когда их женили, – смотрела, будто говорила: «Я знаю тебя – да, да. Знаю».

Открывается сетчатая дверь. Мужской голос просит сигарету. Опять щелчок зажигалки, бормотание низких голосов. «Ну я и натрескался…»

Оливия понимает, почему Кристофер никогда не стремился иметь много друзей. Он в этом смысле весь в нее, терпеть не может всего этого бла-бла-бла. Тем более что стоит повернуться к ним спиной, как бла-бла-бла будет о тебе. «Никогда никому не доверяй» – так сказала Оливии ее матушка сто лет назад, когда кто-то подбросил им под дверь корзину коровьих лепешек. Генри такой образ мыслей просто бесит. Но Генри и сам может взбесить кого угодно своей упертой наивностью, для него жизнь сродни каталогу «Сирз»: все стоят по кругу и улыбаются до ушей.

И все же одиночество Кристофера тревожило Оливию. Этой зимой у нее не шла из головы навязчивая картина: постаревший сын приходит вечером с работы в темный дом, когда их с Генри уже не будет на свете. Так что она рада, и впрямь рада, что появилась Сюзанна. Это произошло внезапно, еще привыкать и привыкать, но, с учетом всех обстоятельств, Доктор Сью неплохой вариант. И с ней, с Оливией, ведет себя дружелюбнее некуда. («Вы сами чертили эти чертежи? Поверить не могу!» Белесые бровки так и взлетают.) К тому же Кристофер, надо смотреть правде в глаза, от нее без ума. Конечно, сейчас они в восторге от своего секса и, конечно, думают, что так будет всегда, все молодожены думают. И еще они думают, что с одиночеством покончено.

От этой мысли Оливия медленно кивает головой, лежа на кровати. Она знает, что одиночество убивает – самыми разными способами, убивает по-настоящему. С ее, Оливии, личной точки зрения, жизнь определяется тем, что она про себя называет «сильный всплеск» и «тихий всплеск». Сильный всплеск – это событие вроде замужества или рождения детей, это близость, которая держит тебя на плаву, но сильный всплеск таит в себе незримые, опасные водовороты. И потому человеку непременно нужен еще и тихий всплеск – дружелюбный продавец в «Брэдлис», например, или официантка в «Данкин Донатс», которая знает, какой кофе ты любишь. А такое не часто бывает, между прочим.

– Неплохое местечко Сюзанна заполучила, – говорит один из низких голосов за окном. Каждый звук слышен очень отчетливо – вот они, кажется, переступают с ноги на ногу, поворачиваясь лицом к дому.

– Просто прекрасное, – поддакивает другой голос. – Мы однажды сюда приезжали, еще когда я был ребенком, останавливались в гавани – кажется, в «Пестром яйце» или как-то так.

Вежливые мужчины, спокойно перекуривают. Главное, думает Оливия, держитесь подальше от гладиолусов и не спалите забор. Ее клонит в сон, и это чувство не назовешь неприятным. Она могла бы подремать минуток двадцать, если бы ее оставили в покое, а потом, на свежую голову, отдохнувшая и спокойная, обошла бы всех и попрощалась. Она возьмет Дженис Бернстайн за руку и на миг задержит эту руку в ладонях, она будет любезной седовласой дамой приятной глазу полноты, в мягком зеленом платье с красными цветами.

Снова стук сетчатой двери.

– Эй, вы, эмфиземная команда! – раздается звонкий голос Сюзанны, и она хлопает в ладоши.

Оливия вздрагивает и открывает глаза. Ее вдруг охватывает паника, как будто это ее застигли с сигаретой.

– Вы что, не знаете, что курение убивает?

– Серьезно? Я не знал! – весело откликается один из курильщиков. – Честное слово, Сюзанна, впервые слышу!

Сетчатая дверь открывается и закрывается снова, кто-то входит в дом. Оливия садится на кровати. Поспишь тут.

Через окно проникает новый женский голос – помелодичнее. Подружка Сюзанны, думает Оливия, та худышка-коротышка в платье точно из спутавшихся водорослей.

– Я гляжу, ты держишься молодцом!

– О даааа. – Сюзанна растягивает это слово – наслаждается вниманием к себе, думает Оливия.

– Ну что, Сьюзи, как тебе твои новые родственники?

Оливия садится на край кровати, сердце ходит ходуном.