Ома Дзидай (СИ)

Я знал, чем всё кончится. Но выбор пал на его отсутствие.

Послышались размеренные шаги. Со стороны замка спускалось человек двадцать. Большинство гремело доспехами. Впереди всех – тэнно Иошинори, спрятав руки в рукава пышного кимоно. Затем сёгун в золотистой родовой броне. Их замыкала личная стража.

Кривотолки утихли.

– Склонитесь перед Первейшим! Склонитесь перед сёгуном!

Даймё попадали на сырую каменную кладку. Стражники и самураи – тоже.

– Встаньте же! – мягким голосом велел Иошинори.

Все встали, не отряхивая одежд. Сёгун и тэнно прошли в круг.

Я бессознательно взглянул на них, поочерёдно каждого досконально изучая.

Иошинори был златовлас, высок и строен. Однако овальное лицо было лишено живости, присущей молодым. Галечно-голубые глаза точно сделали из фарфора. Я призадумался, не опьянён ли он чем-то.

Щекотливый вопрос. Конец Сэнгоку Дзидай отразился и на дворе тэнно в Гёто[3]. Теперь на его плечи ложилась только обрядовая сторона быта. Слова Первейшего, разумеется, имели значимость. Но закон вершил именно Дзунпей. Примечательно, что мнение Иошинори всегда совпадало с сёгунским.

В простонародье гулял слух, что тэнно были околдованы Дзунпеем. Звучит настораживающе, если вспомнить участь заклинателей. Воины Коногава предали письмена огню, а их самих – казни.

Холодный взгляд Иошинори коснулся моего лица. Он бездушно улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.

Вздрогнув, я посмотрел на Дзунпея. Задрав нос, он свысока оглядывал даймё.

Ему исполнилось больше восьми тысяч лет. Несклоняемый ни перед временем, ни перед болезнями, он здравствовал. Мало какой монах, славящийся долголетием, дожил до его возраста. Сыновья гибли один за другим, но сёгун оставался жив.

Волосы цвета сирени поредели и покрылись старческой чернотой. Над верхней губой росли усы, ниспадающие до подбородка хвостами гадюк. Из-под кожи пробилась колкая щетина. Старый сёгун смотрел на мир глазами необыкновенно пламенными. Радужки налились вишней.

Треугольное, высеченное топором, по-крестьянски туповатое лицо тронули морщины. Нигде не увидишь кого-то наподобие.

Дзунпей родился в семье землепашцев на заре Сэнгоку Дзидай. Он прорубил себе дорогу от простого асигару до почитаемого самурая. Стал даймё хана Ома, отобрав бразды правления силой. Прошёл по головам соратников прямо к сёгунскому престолу.

Война и братоубийство – ими он дышал, как воздухом. Коногава был бы достоин моего уважения, был бы спасителем, как его малюют в представлении простого люда.

Но я знал его лично. Мне есть, за что порицать эту вертлявую безродную крысу. Крысу, возомнившую себя благородным и мудрым драконом.

Сёгун закончил поголовный пересчёт скота.

– Присутствуют все. За то благодарю Вас, – начал Дзунпей со спокойствием сытого вепря. – Наверняка Вам известно, почему мы здесь сегодня собрались. Известие настолько удручает, что достойно ушей тэнно. Эта опасность может порушить наш мир. Мы вместе строили и поддерживали его в благоденствии. Близится переломная пора. Мэйнан боялся, но ждал и пытался отсрочить это ненастье.

Взволнованное молчание стало признаком согласия и вовлеченности.

– Возвестил о нем даймё Фурано. Но подробности до сих пор никому не известны. Поскольку время на нашей стороне, надлежит разобраться и приготовиться к обороне страны. Однажды война должна была случиться. И похоже, она уже стучится в наши ворота. Урагами Хидео, Вам слово.

Затаив дыхание, я вышел из круга и остановился в пустующей середине. Всеобщее внимание обрушилось на меня, как оползень на спящую горную деревню.

Голова кипела от числа наблюдателей. Очень скоро они попустят надо мной кровавый суд. Я собственноручно рыл себе могилу.

– Это случилось в моих владениях, – пояснил я, выражая действительность иносказательно, удобно для восстания. – В замке объявился чужак. Белый идзин.

– На священной земле? Как?

Круг даймё загудел, как сама земля от толчков.

– Почему Вы не убили его сразу, Хидео-сан?

– Где он сейчас?

– Покажите его нам!

– Спокойствие! Прошу спокойствия! – воззвал Иошинори.

Тэнно дёргался, как в припадке. Даймё замолчали, услышав медовый голосок.

– Ради возлюбленных Богов, держите себя в руках! Вопросы здесь задаю я, – осудил сёгун.

Он оглядел их с презрением и повернулся ко мне. Глаза сменили свой посыл. Отныне там читалось любование паука, обнаружившего неуклюжую муху в сетях:

– Продолжайте.

– Каждый знает об Ошиме. Белый идзин работал там как толмач.

Лица даймё выглядели бесценно. Их челюсти отвисли – настолько они были ошарашены моим повествованием. Ибо их мир крутанулся в воздухе спиной кверху. Это придало мне смелости.

– Даймё Шибасаки, Вы не хотите вставить своё замечание?

– Честное слово, я понятия не имею, как так вышло. Не знаю, почему толмач попал в Мэйнан. От моего хана до земель Урагами путь неблизкий. – забормотал толстяк.

– Всё просто. Белый издин отправлялся домой на судне. Месяц назад Ошиму покинуло одно. Ведь так?

Даймё Шибасаки изрядно вспотел, предполагая расправу над собой.

– Да. Одни отплыли. Потом приплыли другие, – стушевавшись, признал он.