Омуты и отмели

– Да в Интернете! – с досадой сказал Кирилл, который уже догадался, в чем дело. – Я тебе потом объясню. Там есть игры онлайн, за деньги. То-то он все зависает.

– А ты что ж? Ты теперь отец, следи. Марина, займись мальчиком. Плохо смотришь.

– Виновата.

Илюша почему-то все время выпадал из ее поля зрения – тихий застенчивый мальчик, по возрасту он занимал среднее положение между старшими и младшими и чаще играл один. И вот, пожалуйста!

Анатолий принес старухе огромный букет роз: опоздал и долго извинялся, даже руку ей поцеловал. Ольга вгляделась в него и нахмурилась:

– Справился с горем, молодец. Ты не жалей дочь, ей там лучше. А ту-то свою, красу ледяную, не проклинаешь?

– Нет. Вспоминаю с благодарностью.

– И правильно. Добро надо помнить. Она была несчастное создание, изломанное. Птица, да бескрылая.

– Я знаю.

– Ну ладно, господь с тобой! Эту-то береги, ручеек свой!

Марина поразилась, что у тетки возникают точно такие же образы, что и у самой Марины: Фрося – ручеек, Ирочка – птица. Саму Ольгу Марина видела как живое существо, похожее на огромное старое дуплистое дерево – плакучую иву, в которую били молнии, буря ломала ветви и ствол, но та все прорастала и прорастала зелеными листочками.

– Тетушка, а как вы меня видите? Кто я?

– Ты-то? Крылатая, конечно. Как и муж твой. Потому и сердце у вас двойное.

– Тоже птица, как Ирочка? Нет? Ангел?

– У тебя крылья ангельские, а лапы птичьи. И лик женский.

«От главы до пояса состав и образ женский, от пояса же птица», – вспомнила Марина:

– Птица Сирин?

– Вот-вот. Вроде того. Птица радости. Ирочка такая же, но другая.

Марина задумалась, вспомнив Валерию, которая перед самой смертью убрала свою ослепляющую защиту и предстала тем «монстром», которого чуть раньше сумел увидеть Леший: не то птица, не то химера с переломанными крыльями и лицом, искаженным от боли и скорби. Тогда – как и сейчас! – возникло у Марины в памяти странное виденье, которое посетило их с Лёшкой при прощании с деревней: высоко в небе летят, провожая катер, три огромные птицы, три сестры – Радость, Печаль и Мудрость. Сирин, Алконост, Гамаюн…

На самом деле образы, что возникали у Марины при первом взгляде на человека, не были такими конкретными и определенными: птица, дерево или ручеек. На краткие доли секунды вспыхивал яркий, но не выразимый словами символ, который потом встраивался в привычную систему знакомых понятий – так в пятнах Роршаха каждый из смотрящих узнает что-то свое. Но по тесту Роршаха то, с чем испытуемый ассоциирует кляксу, определяется особенностями его собственной личности, а образы, рождавшиеся в сознании Марины, строились в соответствии с особенностями личности другого человека. Похоже, что точно так же «видела» и Ольга. Что-то же стояло за этими «символами», вызывая в сознании именно образы райских птиц!

Тетушка умерла, как и предсказывала, на Троицу. Марина провела с ней последние часы: Ольга взяла ее за руку и не отпускала, хотя Марина и пыталась разжать холодеющие пальцы, потому что чувствовала, как переливается в ее тело угасающая постепенно сила Ольги.

– Не противься, – медленно произнесла тетка. – Так положено. Передать надо.

Похоронили, помянули – пришли все, с кем Ольга общалась в последние дни. Елизавету Петровну все дружно уговаривали перебраться к Злотниковым, она смущалась, но потом согласилась: Марина знала, что ее совершенно покорил Лёсик. Правда, ломала голову, куда же поселить Елизавету, но проблему моментально решила Рита:

– Да чего тут думать-то! Смотри: вы с папой возвращаетесь в свою бывшую спальню, я с детьми – на ваше место, а Елизавета Петровна – в мою комнату! Или лучше – в Мусину, а то Муся с Митей, как поженятся, к Стивену переедут, а он сюда, а ему же лучше будет в его прежней комнате, он там играть сможет.

У Марины закружилась голова – Рита тарахтела очень быстро, но постепенно она разобралась, кто куда переезжает:

– То есть ты будешь с детьми?

– Ну и что? Вы же с папой так жили, и я смогу! Там перегородка, две спальни.

– Спасибо, Маргоша!

Рита расцвела – Маргошей ее случайно назвала Маруся, и это вдруг понравилось всем, и самой Маргоше в первую очередь:

– Надо имя тоже поменять, раз сама поменялась, правда? Как Муся!

Марина только покачала головой: Рита во всем следовала Мусиному примеру и даже решила было тоже стать врачом, но все так дружно взялись ее отговаривать, что она чуть было не обиделась. Но потом признала: «Ну да, куда мне. Я же сразу в обморок завалюсь, чуть что…»

Но Елизавета Петровна, с некоторым недоумением выслушав Маринин рассказ о «великом переселении народов», спросила:

– Мариночка, зачем же так сложно? Почему бы Марусе с Митей не пожить на Сивцевом Вражке? А я – на Мусино место.

И Марина разинула рот: эта простая мысль даже не пришла ей в голову, хотя она знала, что по теткиному завещанию квартира оставлена ей с условием заботиться о Елизавете Петровне. Но вдруг оказалось, что у Маруси с Митей образовалась еще возможность: Кирилл решил переехать к Юле и предлагал «молодым» свою квартиру!