Читаем Он и Она полностью

Я помню тебя такой: сопротивляющейся и тревожной. Когда я сделал тебе предложение, ты задумалась, а потом разревелась. Ты просила подождать-потерпеть-подумать. Я кивнул и, заикаясь, пояснил, что не претендую на твою свободу. Я был уверен: все женщины мечтают быть окольцованными. Моя сестра сказала: «Хочешь удержать ее – запатентуй, – дай свою фамилию». Принял к сведению. Рискнул. Твоя реакция заставила меня задуматься об адекватности женского пола в целом. Я знаю несколько благополучных и самодостаточных дам, которые уверяли: женщина жаждет принадлежать кому-либо. Глядя на них я был уверен, что удержать тебя рядом реально-мыслимо-вероятно.

Ты не хотела детей – не страшно. Испугало меня то, как ты мотивировала нежелание забеременеть.

– Нехорошие гены должны погибнуть, – произнесла ты отстраненно, добавив: – Я имею в виду не себя!

Наверное, это была провокация. Ты ударила хлестко и ждала моей реакции. Я промолчал.

Я помню тебя такой: нежной и ранимой. Маленький умирающий утенок, принесенный в наш дом – ему ты посвятила месяц. Лечила-заботилась-сопереживала. Иногда брала к себе в постель. Пела трогательные песни и нашептывала оздоровляющие заклинания. Случайно увидел, как ты выискиваешь в интернете рецепт фуа-гра.

– Надо купить крахмал, – сказала ты, а на мой вопрос «для чего?» холодно поведала: – Для утиной печени. Ну их – ресторанные изыски. Воспитаем деликатес в домашних условиях.

Конечно, я был уверен, что это юмор. И не придавал значения твоим умозаключениям по поводу ощипывания мертвой пернатой дичи.

Ужин был чудесный. Нежное мясо пахло медом и корицей.

– За Васю! Пусть его душа приютится в птичьем раю. Наш кал – его прах, – негромко высказалась ты и закашлялась, подавившись шампанским.

Я не сразу сообразил, что мы пожираем нашего питомца. В дно унитаза я смотрел долго, и мне казалось, что из глубины на меня взирают добрые глаза нашего подросшего утенка.

Я помню тебя такую: мудрую и ответственную. Когда умерла моя мать, ты взяла на себя организацию похорон. Делала это изящно и сосредоточено. Продумывала все детали, вплоть до губной помады на лице умершей. Ты напугала меня своей фанатичностью. Мне казалось, что ты испытываешь удовольствие, согреваясь в лучах смерти. Черная шляпка с вуалью – ты скорбела красиво. Говорила низким звонким голосом. Церемониймейстер похоронной процессии. Я робко уточнил, не работала ли ты раньше в бюро ритуальных услуг?

– Разве я похожа на ту, кто будет работать в подобном месте?

Я кивнул в ответ. А ты громко рассмеялась и помчалась за бокалом вина. После ужина в честь умершей (поминками ты решительно отказывалась называть данное мероприятие), ты произнесла странную речь:

– Удел стареющих красивых женщин покидать этот бренный мир раньше остальных. Отвратительно наблюдать за увяданием. Это разрушает эстетическое восприятие прекрасной стороны жизни.

Я помню тебя такой: красивой и самоуверенной. В день нашей встречи на скучной вечеринке ты была неотразима. Словно сошла с обложки стильного и дорогого журнала. Рядом с тобой меркло все. Мои друзья завидовали мне и, подтрунивая, бросались репликами: «Она совершенна! Должен же быть какой-то изъян?!», «Может у нее член под одеждой?» или «Она из воска!». Мы перестали ездить в гости к семейным парам, так как ты вводила смуту в вялые супружеские будни моих приятелей.

– Безупречность во всем – иначе в моей жизни не будет смысла, – отчеканила ты однажды вместо оправдания, после того, как я прождал тебя почти два часа (сборы на очередное мероприятие как обычно затянулись).

Как-то в журнале твое изображение подписали «светская львица», ты позвонила в редакцию и, представившись собственным секретарем, обматерила сотрудников издания. «У нее есть имя и фамилия, она – особенная!», – подытожила ты и бросила трубку. Затем мы молча пили травяной чай, и я не решался уточнить, что именно тебя взбесило. Мне казалось, что все женщины, чутко относящиеся к своей внешности, стремятся заполучить этот титул.

– Это пошло! – откликнулась ты на мои мысли. – «Светская львица» – как девка из мотеля среднего класса. Я выше этого. Я – это Я!

Твои слова мне показались разумными. Стремление быть индивидуумом, а не затеряться в безымянной шелухе – это вполне соответствует твоему уровню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия