Он приехал в день поминовения

Жиль не подал руки и ограничился тем, что предложил:

— Садитесь, месье Плантель.

— Курить можно?

— Прошу вас.

Сквозь открытое окно от грузовиков, выстроившихся у решетки, тянуло отработанным бензином.

— Мне нет нужды говорить вам…— начал Плантель, несколько раз положив то правую ногу на левую, то левую на правую.

Жиль разглядывал его начищенные до зеркального блеска ботинки.

— Вам нет нужды говорить со мною вообще, месье Плантель. Письмо мое вы получили, следовательно, в курсе дела.

— Жерардина звонила мне и…

— Я тоже с нею виделся.

— Я тщетно пытался ее уговорить не…

— Не сомневаюсь, что вы дали ей разумный совет, месье Плантель. К сожалению, моя тетка не слушает никаких доводов. А так как совершенно необходимо, чтобы Колетта была освобождена и признана невиновной…

Плантель, выбитый из седла, остолбенело поглядывал на этого мальчика, который еще так недавно умел лишь робко лепетать, а теперь с грозной невозмутимостью вел речь о предании суду сестры своей матери.

— Вы напрасно трудились приезжать, — продолжал Жиль с почти нечеловеческим хладнокровием. — Я и без этого знаю, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы Колетта и доктор Соваже были признаны невиновными. Не так ли?

— Но… Поскольку они действительно невиновны, я, разумеется…

Серая коленкоровая папка лежала на столе. Судовладелец заметил ее и запнулся.

— Что касается…

— «Акулы» и смерти юного Жана Агадиля… — с безжалостным спокойствием продолжал Жиль.

— Клянусь вам, если бы мы могли предвидеть…

— Это не имеет значения, месье Плантель. Сделанного не воротишь, правда?.. Его матушка, кажется, торгует сардинами на углу улицы Дю Пале?

— Я готов…

— Не сомневаюсь. Позднее, когда все встанет на свое место, не исключено, что я раскрою в вашем присутствии эту папку и мы с вами сожжем некоторые документы.

Жиль поднялся.

— А сейчас, месье Плантель, я очень занят и…

— Извините, что побеспокоил. Я считал своим долгом лично уверить вас, что сделаю все… Кстати, вчера вечером у меня был Пену-Рато. Он готов лично нанести вам визит.

— Это лишнее.

— По всей видимости, он целиком согласен с вами. Человеку столь высокого положения очень нелегко…

— Быть обвиненным в присвоении наследства? — Жиль небрежно раскрыл папку и положил руку на дело, помеченное фамилией сенатора. — Тем не менее его племянница, которую он насильно продержал четыре года в лечебнице и которая в самом деле сошла там с ума…

Мальчишки, высыпав из школы, затеяли игру в шары и с оглушительными воплями гонялись по тротуару.

— До свиданья, месье Плантель!

— До свиданья, месье Жиль! Еще раз, поверьте…

— Верю, месье Плантель.

Жиль закрыл дверь за элегантным судовладельцем и отпер другую — в дядин кабинет.

— Входите, месье Ренке. У нас с вами есть над чем поработать.

VII

— Вы дадите мне еще две минутки, милый Жиль? Извините меня — я сама понимаю, что несносна.

Жиль не улыбался. Он сидел за рулем и наблюдал, как его теща, вся в светлом, устремляется в кондитерскую и, жестикулируя, мечется по магазину. Он представлял себе, как она с энергией, переполняющей ее всякий раз, когда она ездит с зятем, взывает: «Поскорее, мадемуазель! Зять ждет меня в машине. А он так занят!..»

Достойнейшая мадам Лепар! Именно ее больше всех преобразило замужество дочери. С тех пор как ей наняли служанку и у нее появилась возможность почти каждый день бывать на людях, она стала уделять много внимания туалетам, отчего ее маленькая фигурка казалась еще более пухленькой, мягкой и розовой.

Она уже спешила назад в сопровождении молоденькой продавщицы, нагруженной коробками пирожных.

— Положите вот сюда, мадемуазель. Благодарю… Боже мой, Жиль, Алиса до сих пор не вышла? Вечно она копается! Неужели ей не понятно, что вы ждете на самом солнцепеке.

Эспри Лепар тоже не преминул воспользоваться опозданием дочери: он зашел в табачную лавочку и сейчас выбирал себе трубку, следя за машиной через стекло витрины.

Был троицын день, и находились они на главной улице Руайана.

Когда-то, во время скитальческой жизни с родителями, Жиль знал о церковных праздниках лишь понаслышке да еще потому, что в такие дни давалось два представления. Однако, после того как накануне дня поминовения он высадился в Ла-Рошели, эти праздники приобрели для него особый смысл: они как бы стали вехами, обозначавшими различные этапы его жизни.

Прежде всего Рождество, бесснежное, приглушенное туманами Рождество под приморской сосной, которую Алиса прозвала «нашим зонтиком». В шесть вечера он сидел под нею с Алисой, которая всем телом прижималась к нему и чуть не отморозила себе нос. В восемь завернул к Элуа и прошел через благоухающий магазин: тетка пригласила его встретить праздник в семейном кругу. Луиза играла на рояле. В полночь все расцеловались, и у Жиля до утра отдавало во рту гусиной печенкой и шампанским.

Чтобы не так остро ощущать свое одиночество, Колетта провела ночь у матери, и, возвращаясь домой по предрассветному городу, где, распевая, бродили запоздалые гуляки, Жиль сделал крюк, чтобы хоть на мгновение оказаться поближе к тетке и увидеть темные окна домика на улице Эвеко.