Опомнилась Ксана спустя месяц, ближе к середине февраля, когда начисто пропал аппетит, а грудь налилась давно забытой твердостью. Она лихорадочно стала вспоминать, когда у нее были последние месячные, и вышло, что очень давно, еще в декабре. Ксана забеспокоилась. Если наступила беременность и неизвестно, сколько ей предстоит здесь находиться, дела ее плохи – вряд ли матушка игуменья, похожая на восковой лик с иконы, сможет защитить ее от злоязычных монахинь. Ксана маялась бессонными ночами, вела сама с собой бесполезные диалоги, мучительно искала выход и не находила. Об аборте речи не было – слишком сладкими были те ночи с Родионом, чтобы сотворить над собой такое зло, но и в монастыре ей места не будет. Куда бежать, где снова искать убежище?
Еще через месяц, когда тошнота стала привычной, грудь округлилась, а тянущие боли внизу живота почти прекратились, Ксана успокоилась. Ей стало безразлично, что с ней будет – настолько безразлично, что она перестала думать о своем печальном будущем и стала жить, каждый божий день радуясь наступающей весне. Время ее остановилось, и сама Ксана стала казаться себе неизменной – только внутри, подчиняясь законам природы, рос новый человек. Все вокруг отныне было подчинено этому чудесному росту – и ее однообразные дни с молитвами и мелкими заботами, прогулки на кладбище, сладкие воспоминания о Родионе, от которых подводило низ живота и лицо кидало в жар.
Подошел к концу апрель. Ксана поправилась, кожа ее стала розовой, атласной, она удивительно помолодела и налилась силой – будто буйно цветущая весенняя природа щедро поделилась с ней своими соками. Несколько раз она ловила на себе удивленные взгляды монахинь, слышала злой шепот за спиной в церкви, и поэтому почти перестала выходить из своей каморки – только в кухню и на кладбище. Родиона она больше не ждала.
Да, случилась у них головокружительная поздняя любовь, но она в прошлом. Наверняка он давно решил все проблемы с женой – договорился, как это бывает в богатых семьях. Было бы верхом безумия разводиться только из-за того, что она ему изменяла. Он ведь тоже не ангел – через время заведет себе новую любовницу, потом еще, и еще… Сильный, ласковый, он без женщин не останется. Хорошо, если иногда будет вспоминать о ней, маленькой Александре. А, впрочем, нет, не нужно… Она и так счастлива свершившейся любовью. А беременность…
Ну, не убьют же ее за это, в конце концов!
Очередное раннее утро было светлым. В кронах деревьев пересвистывались скворцы, с ними в лесу перекликались какие-то незнакомые пичуги. Воздух был настолько плотно заполнен звонкими голосами птиц, что казался до предела насыщенным этими звуками. И еще чуть горьковатым запахом цветущих деревьев. Казалось, его можно потрогать, и от этого Ксана странно волновалась, будто уже находилась в раю – так ей было хорошо. Она привычно возилась возле чьей-то безымянной могилы, вырывая буйно вылезшую траву, и думала свои чуть печальные мысли – о Родионе, которого потеряла навсегда, о детях, о маме. Живот ей мешал наклоняться, она присаживалась бочком, чтобы не давить на него, иногда становилась на колени, но земля была очень сырой, приходилось подниматься и отдыхать. От этого начинала кружиться голова. Да, скоро она уже ничего не сможет сделать, будет только прохаживаться среди каменных надгробий и наблюдать за тем, как все вокруг меняется.
Неожиданно рядом раздался тихий шелестящий голос.
– Иди, к тебе приехали.
Сухое желтое лицо игуменьи, как всегда, ничего не выражало, она повернулась и также тихо пошла прочь. Развевающаяся от быстрой ходьбы легкая полупрозрачная накидка делала ее похожей на плывущее над поверхностью земли черное облако, и только жесткий клобук на голове напоминал, что это игуменья. Ксана провожала ее взглядом до тех пор, пока черные одежды не исчезли за поворотом. Сердце заколотилось, заныло, спине стало жарко. Скорее всего, приехал Гена. Неужели наступил конец ее затворничеству? А, может, наоборот, новости плохие, и ей надо будет снова искать убежище? Господи, помоги! Ксана вдруг всем телом ощутила, как сильно устала, сдавило живот. Беда, которую она отодвигала от себя все эти месяцы, снова навалилась, сковала ноги, придавила к земле. Путь до стоянки показался длинным, неудобным, она несколько раз сильно спотыкалась и даже отдыхала, держась за дерево.
Идти было по-настоящему страшно. Какое новое горе ее ждет?
Знакомая «ауди» мирно стояла на асфальтированной площадке, рядом Александра увидела Родиона. Он с нетерпением прогуливался возле машины, как-то странно заложив руки за спину, похожий издали на сгорбившегося старика. Сердце ее провалилось вниз, на его месте образовалась болезненная тянущая пустота. Увидев Ксану, он торопливо подошел и остановился в шаге, с изумлением глядя в ее лицо. Осунувшийся, бледный, с коричневыми кругами вокруг глаз, какой-то непривычно изможденный, он показался ей незнакомым – будто терзали его все ветра мира, все демоны ада, и он едва вырвался, с трудом оставшись в живых.
– Какая ты хорошенькая!
– Тебя так долго не было!