Она не умела стрелять

В ее голосе прозвучал упрек, и Родион болезненно скривился, будто Ксана его ударила. Крупные слезы покатились из ее глаз, и она ничего не могла с этим поделать, настолько жалко ей стало и себя, и его, такого чужого и больного. С чем он к ней приехал? Сказать, что прощается навсегда?

Родион стоял перед ней, безвольно опустив руки, будто что-то мешало ему подойти вплотную, и не отрывал от нее напряженный взгляд.

– Прости, я почти три месяца просидел в тюрьме. Потом подали апелляцию, срок сняли, только вчера утром меня освободили из-под стражи. Я не мог о тебе думать, нельзя было. Если бы кто-то узнал, меня бы просто разорвали на части.

– Я молилась о тебе каждый день, как умела, – Ксана выдохнула, чуть расслабилась, сердце стало отпускать.

– Я теперь нищий, как ваши церковные мыши. Выйдешь замуж за нищего?

Она улыбнулась и смахнула слезы.

– Совсем нищий?

– Да нет, не совсем. Мне оставили дачу в Коктебеле, двухкаютную яхту, машину и личные вещи. Но, по сравнению с тем, что у меня было, я полный нищеброд. Тебе нужен такой муж? – он улыбнулся ей в ответ, улыбка вышла жалкой.

Они стояли друг напротив друга, вели странный разговор и смотрели, смотрели, словно оба не могли поверить собственным глазам. Ксана хотела обнять его, но пока не понимала, как он надумал жить дальше. А Родион никак не мог убедить себя, что больше нет никаких препятствий к тому, чтобы быть с этой женщиной, и внезапно засомневался в выборе. Какая она настоящая? Не построил ли он свой замок на песке, поддавшись невесть откуда взявшемуся чувству? Он ведь ее совершенно не знает. Или, наоборот, знает так хорошо, что ради этого разрушил свою хорошо налаженную жизнь?

Ксана прижала ладони к животу.

– А я вот… с ребенком теперь. И гадаю, что со мной будет, когда живот вырастет. Хочу снова сбежать и спрятаться, только не знаю, куда. Поможешь?

Родион, наконец, решился и подошел к ней, осторожно взял за располневшие бока.

– Ты все-таки смогла!

– Что смогла?

Она смотрела на него во все глаза, не понимая, что говорить, какие слова будут правильными. Ей показалось, будто вокруг вата, и она всеми силами продирается сквозь эту вату к нему, и никак не может подойти ближе.

– Ксана, не мучай меня пустыми вопросами, я в этих проклятых застенках почти сошел с ума, соображаю плохо. Поехали домой. Остальное будем решать на ходу, как получится. У нас теперь с тобой другого выбора нет.

Она, наконец, подняла руку, показавшуюся странно тяжелой, нежно провела по его небритой щеке, словно проверяя наощупь, он это или нет.

– Поехали. Только я должна попрощаться с настоятельницей.

– Она в маленькой церкви, где крест с мощами.

Ксана все-таки первая коротко прижалась к нему, с удивлением вдохнув пугающий затхлый запах, смешанный с дорогой мужской парфюмерией, неловко оторвалась, испугавшись, и быстро пошла сквозь сосновую рощицу, поминутно оглядываясь – не привиделся ли ей Родион. Но он стоял на том же месте и внимательно смотрел ей вслед.

Игуменья перебирала книги на полке. Ксана оглянулась, нет ли кого, подошла ближе и тихо прошептала:

– Матушка, меня увозят домой.

– Знаю, – она медленно повернулась к Ксане и сложила руки перед собой, взгляд ее стал выжидательным.

– Хочу поблагодарить вас, вы мне спасли жизнь.

– Не меня благодари, а своего мужчину. Это он тебя спас. А вообще, заезжайте в гости, рада буду, – она вдруг тепло улыбнулась, – иди, не заставляй его ждать, он многое пережил.

У Ксаны на глаза снова навернулись слезы, она в порыве чувств опустилась на колено, приложилась лбом к пергаментной ладони настоятельницы и, как была – в длинной юбке и старушечьей черной кофте, – быстро пошла к стоянке, опасаясь, что машины уже нет. Успокоилась она только тогда, когда Родион усадил ее на переднее сиденье, пристегнул ремнем безопасности и захлопнул дверь. Ксана с наслаждением вдохнула чистый запах салона.

Когда они выехали на трассу, Родион повернул в сторону Симферополя, хотя Ксана была уверена, что они поедут в Коктебель.

– Куда мы?

– Сначала к тебе.

– Но у меня мама и дети!

– Вот и познакомимся. Ты и так слишком долго задержалась здесь. Гена все сделал еще в конце января, но ему пришлось срочно вылететь в Москву, он мне помогал. До конца жизни буду ему должен. Сегодня рано утром я проверил твое дело, обвинение сняли. Я, кстати, паспорт твой забрал – в бардачке лежит. В управлении сейчас полная неразбериха в связи с переходом в Россию, им теперь долго будет не до тебя. Может, даже навсегда, – он кинул на нее быстрый взгляд, – ты не хочешь снять платок?

– Нет, волосы в жутком состоянии. Кажется, будто вылезли все.

– Ладно, – он включил легкую музыку.