Она не умела стрелять

Родион осторожно приподнял ее за плечи, усадил. Голова женщины запрокинулась назад, глаза закатились, но усилием воли она выпрямилась, удержала голову. Он стал ее раздевать, скидывая вонючее рванье прямо на пол. Александра попыталась прикрыть ладошками покрытые синяками груди с торчащими розовыми сосками и поросший светлым волосом пах. Странно, но это ее такое естественное женское движение вдруг привело его в ровное расположение духа, липкий ужас перед видом изуродованного тела отступил, появилась сосредоточенность и четкое намерение довести все процедуры до конца – будто он вынырнул, наконец, из омута собственной паники и уже знал, как не попасть туда снова.

– Александра, не мешай мне, – он мягко отодвинул ее руки в сторону, – мне сейчас не до твоих прелестей. Лучше помоги.

Не обращая внимания на ее смущение, и почему-то обрадовавшись, что она, почти умирающая, так на него реагирует (значит, все будет хорошо!), он продолжил аккуратно стягивать прилипшие к ранам штанины. Не получилось. Тогда он снова уложил ее, отыскал на кухне нож, вернулся и попытался разрезать засохшую ткань. Ксана взвизгнула, по ноге густо потекла кровь. Родион взвыл от бессилия, с трудом поднял ее тело на руки, перенес в душевую, усадил на табуретку, приказав держаться за его шею. Ксана схватилась двумя руками, тяжело повиснув на нем. Включив воду, он начал отмачивать присохшую к ранам заскорузлую ткань, дело пошло быстрее. Александра вскрикивала, больно цеплялась за плечо, но Родион больше не обращал на нее внимания и смывал кровь с ног до тех пор, пока раны не стали чистыми. Несколько открытых ран сильно кровоточили, их срочно надо было зашивать. При мысли об этом его снова замутило, он отвел взгляд и стал аккуратно отмывать ее руки и шею. Сколько же она потеряла крови? Так, держаться, держаться! Ну же, женщина жива, она даже цепляется из последних сил за тебя, ничего страшного не происходит, ты почти справился!

Когда он облачил ее в просторный халат, на улице послышался шум – приехал Гена. Родион вздохнул с облегчением – наконец-то! – подхватил ее на руки, удивившись, почему она такая тяжелая, добрался до спальни и почти уронил на застеленную чистым покрывалом кровать. Он почему-то сильно торопился, словно от его действий теперь зависело их всеобщее спасение, появилось ощущение, что спина его вот-вот взорвется от напряжения.

– Полежи здесь, сейчас будем тебя лечить.

Ксана закрыла измученные глаза и отвернулась, дыхание ее было прерывистым. Гена вошел в спальню с пакетом в руках, Родион с нетерпением посмотрел на него.

– Ну что, получилось?

Гена как-то странно покачал головой и усмехнулся.

– Это тебе не Москва, Михалыч, здесь можно купить всё, были бы деньги.

– Что, так уж и всё?

– Да, даже снотворное и сильный анестетик. Трудно устоять перед пачкой крупных купюр, особенно если ты молодой смазливый провизор.

– Ну, отлично. Потом расскажешь. Давай с ней что-то делать, я один не справляюсь.

– Знаю.

Следующие полчаса для всех троих стали жесточайшим испытанием. Более опытный в делах спасения раненых Гена попытался обколоть воспаленную кожу обезболивающим, начал иглой стягивать рваные края, но толку было мало – женщина металась, стонала, словно он шил вживую. Родиону пришлось придавить ее тело всей тяжестью своего, уговаривать, закрывать рукой рот, чтобы ее крики не услышали на улице. Она выла и рыдала от боли, и Родион плакал вместе с ней. Это был наихудший день в его жизни. Он уже знал, что после этого страшного дня никогда не будет прежним – все, что было до этого ценным, за что он пытался держаться из последних сил, окончательно потеряло смысл. Вся его предыдущая сытая благополучная жизнь не стоила больше ломаного гроша по сравнению с нечеловеческими муками, которые терпела эта женщина.

Когда раны были зашиты, обработаны и перебинтованы, Гена уколол больной сильный антибиотик и снотворное, а Родион приготовил сладкий чай. Она не могла удержать чашку в руках, ему пришлось ее поить, как ребенка. После завершения всех процедур Ксана, бледная, словно полотно, сразу уснула, едва Родион укрыл ее одеялом, аккуратно подоткнув со всех сторон.

Мужчины вышли из спальни, плотно прикрыли дверь. Гена быстро растопил камин, достал водку, закуску, они оба, не чокаясь, выпили залпом, молча зажевали маслинами и откинулись в креслах, глядя на огонь. Было так тихо, как бывает тихо только в самой глухой деревне – даже соседские собаки замолчали, забившись от холода в свои будки. Чуть слышно потрескивали охваченные пламенем дрова в камине. Обоим казалось, что занесло их на самый край света, до привычной жизни теперь невозможно далеко, и как выбраться из этой глухомани, неизвестно.

Первым нарушил молчание Родион, он чувствовал себя виноватым.

– Что скажешь, полковник?

– Хреново, – Гена налил себе еще водки и, не дожидаясь Родиона, выпил. – Я читал про это убийство. Если учесть специфику Крыма, его наверняка организовали донецкие, им тут киевские конкуренты не нужны. А, может, и местные, что еще хуже. А журналистку подставили для прикрытия, ей просто не повезло.