Она не умела стрелять

Родион с ужасом смотрел на истерзанное тело бесчувственной Александры. Несколько дней назад она была свежа, хороша собой и так ему нравилась, что он мечтал с ней немедленно переспать. От мысли, что буквально вчера он молился о ней, и вот она здесь, в окровавленной, дурно пахнущей одежде, вспотела спина. Он совершенно не понимал теперь, что ему делать и с ужасом смотрел на безобразные раны, не в силах отвести глаза. Никогда в своей жизни он не видел ничего подобного, разве что в кино, но там кровь была ненастоящей, его это не задевало. И, уж тем более, никогда не оказывал никому никакой медицинской помощи. Эта сторона человеческого бытия – болезненная, трагическая и крайне уродливая – до настоящего момента была от него неизмеримо далека.

Как такое могло случиться, что он, успешный московский бизнесмен, решил спрятать раненую женщину, находящуюся в розыске, и даже отправил помощника скрыть улики и купить лекарства? Нет, это настоящее умопомрачение, бред, мистика! Он, кажется, окончательно сошел с ума! Родион вдруг остро пожалел о том, что согласился ехать с Геной, напрасно покинув такой уютный дом в Коктебеле. Лучше бы он там напился до бесчувствия!

В этот момент Ксана открыла глаза. Взгляд ее сфокусировался на лице Родиона, стал осмысленным, она чуть повернула голову в его сторону.

– Родион… Михайлович?

Ее вопрос немного разрядил напряженную тишину, Родион ей натянуто улыбнулся.

– Ну вот, узнала, значит, все хорошо.

Она медленно поднесла руку и пощупала разодранное горло.

– Где… ошейник?

– Его больше нет, – Родион стащил с кресла подушку, подложил ей под голову, сел на ковер рядом, – расскажи, что с тобой случилось. Сможешь?

Она чуть кивнула и сглотнула слюну.

– Пить хочешь?

– Нет. Расскажу. Была на… работе. Позвонила кума, сказала, что ее забрали в психбольницу. Я… расстроилась, ушла раньше, пошла к ней, но меня не пустили. – Ксана чуть передохнула, и продолжила, будто боялась, что он ее остановит. – Потом …домой. Там телевизор. Пошла за сигаретами. В магазин. Увидела машины с мигалками. Побежала, пряталась на… дачах. Потом ночевала у подруги, утром ушла, – она замолчала, глаза ее затуманились, будто воспоминания были нестерпимыми.

– А потом?

– Ходила в парке, решила идти в милицию. Подъехала машина, накинули мешок, вечером… в кошаре, в горах. Вчера. Нет, …позавчера.

– Кто над тобой так издевался?

– Пастух. Посадил на цепь, вечером хотел… Меня вырвало. На него. Избил плетью. Утром я выломала камень и ушла, – она вдруг стала что-то лихорадочно искать в кармане куртки, вытащила кусок стального прута, длиной в ладонь, показала Родиону.

– Что это?

– Думала, если догонит, вскрою вену на шее.

Родиону стало нехорошо, желудок вздыбился. Усилием воли он сдержал себя и сжал зубы. До какой же степени отчаяния можно дойти всего за четыре дня, если эта нежная цивилизованная женщина готова не раздумывая распороть себе горло?

– Я не убивала, клянусь своей матерью и детьми. Я не убивала, – из ее глаз покатились крупные слезы, рот некрасиво скривился, она отвернулась от него и как-то горестно, совсем по-детски разрыдалась, тело ее затряслось.

Этого Родион вынести уже не мог, рывком поднялся, кинулся в ванную и долго стоял над раковиной, сплевывая мутную слюну. Его била крупная дрожь. С трудом остановив накатывающую горячими волнами дурноту, он заставил себя посмотреть в зеркало – лицо было бледным и перепуганным. Хватит, не барышня! Решение было принято еще на яйле, теперь надо делать то, что он решил – спасать эту женщину. О том, надо это ему или нет, и какие для него будут последствия, раздумывать поздно, надо действовать. И не смотреть на ее жуткие раны. Если, конечно, получится…

Он включил кран, выпил воды, поплескал на лицо и шею. Так, пора собраться с духом. Хоть что-нибудь делать, только не паниковать. Это перед Геной он выглядел сильным и уверенным, а без него раскис. Сопляк, слюнтяй, белоручка! Родион огляделся вокруг – включенный бойлер с горячей водой, душевая кабина, на полке чистые полотенца, на крючке Генин зеленый халат, в углу – простенькая белая табуретка, на ней тазик для стирки белья. Вроде, необходимое есть. Он включил и проверил воду в душе – пошла горячая, пристроил табуретку в кабину, вернулся в комнату. Ксана лежала, закрыв глаза, слезы по-прежнему катились из ее глаз, виски стали мокрыми, грязные волосы слиплись.

– Александра, – он присел рядом, тронул ее за плечо, – сейчас я тебе помогу снять одежду. Потом пойдем в душ смывать кровь и грязь.

– Хорошо, – она открыла измученные глаза и попыталась сесть, но у нее не получилось.