Она не умела стрелять

– Накажу, – красавец произнес это с недовольным выражением лица и, чуть вихляя задом, направился к кофейному аппарату. – Ну? И как эта хрень включается?

«Да-а, – подумал Родион, – в моем собственном доме всё окончательно запущено. Интересно, в каком ночном клубе она отыскала этого питекантропа и сколько ему платит?»

– Не буду вам мешать, – он поднялся со стула и направился к двери.

Когда он в прихожей с раздражением пытался продеть левую руку в дубленку и никак не мог поймать ускользающий рукав, вошла жена, вид ее был крайне недовольным.

– Ты же понимаешь, что тебе не стоит обижаться и тем более что-либо предпринимать?

Родиону стало любопытно – вот так, сразу, брать быка за рога? За кого же его держит это двадцатисемилетнее создание?

– Поясни.

– У тебя второй по величине пакет акций после моего отца. Ты его получил сразу после свадьбы. Продолжать?

–То есть, если я откажусь от акций, твой отец избавит меня от тебя? – Родион решил поинтересоваться на всякий случай, он и так знал, что она ответит.

Лицо ее стало непривычно жестким, в глазах вспыхнула настоящая злоба.

– Ты лишишься всего. Мне нравится этот дом. И я как твоя жена имею полное право на компенсацию. За моральный ущерб, – взмахнув гривой волос, Виолетта гордо ушла прочь.

Ничего себе! Она что – вот так, сходу, – решила угрожать? Родион достал спрятанную в шкафу дорожную сумку, вышел на улицу, вдохнул морозный воздух, показавшийся слишком холодным. Слегка заболело горло. Он почувствовал себя пустым, словно мятая пластиковая бутылка из-под колы. Горячо любимый дом, в который он так мечтал вернуться, в один момент стал враждебным. Не оглядываясь, Родион направился к воротам, набирая по дороге номер такси, в машине он забронировал гостиницу.

На понедельник был назначен совет директоров, где он должен был отчитаться по крымскому филиалу, внести предложения по размерам финансирования и снять с себя полномочия. Как убить время до понедельника, он не знал. В этот холодный одинокий вечер – первый московский вечер после возвращения домой, о котором он так страстно мечтал, – Родион плотно и со вкусом поужинал в ресторане, а потом до поздней ночи бродил по заснеженной набережной, разглядывая влюбленные парочки и наслаждаясь видами Москвы-реки. Телу почему-то стало жарко, он даже вспотел, распахнул дубленку. На душе, наоборот, было непередаваемо стыло и мерзко, будто его обокрали, лишив самой ценной и горячо любимой вещи. Он не мог понять истинную причину своего уныния, и дело было не в блудной жене.

На следующее утро, когда Родион уже почти придумал, как провести эти два бесполезных дня, у него неожиданно поднялась температура, разболелась голова. Раньше он никогда не болел, но именно теперь, когда это было совсем некстати, навалился несуразный, неизвестно откуда взявшийся грипп. Он вспомнил, как в самолете позади его сиденья кто-то настойчиво чихал и сморкался, и еще тогда подумал, что в таком герметичном пространстве легко можно подхватить любую заразу. Лучше бы не думал!

Болезнь оказалась тягучей, изматывающей – першило в горле, заложило нос. Когда становилось совсем плохо, он спускался в аптеку и принимал все лекарства, которые ему советовал купить провизор. Легче не становилось, он почти все время спал, пребывая в болезненном полузабытьи. Правда, к вечеру воскресенья температура немного упала, оставив липкую слабость и непривычное головокружение. К счастью, машина осталась в Коктебеле, за руль садиться не надо было, он наверняка бы не выдержал бешеного темпа московских проспектов.

На совещании в понедельник Беловерцев был вялым, весь его боевой задор куда-то исчез – ему стало безразлично, что будет с крымским филиалом, в который он вложил так много сил и собственных денег. Когда был назначен другой руководитель, Родион равнодушно передал папку с отчетами, прокомментировал служебную записку и пожелал удачи. Внезапная болезнь иссушила его – интерес к работе пропал, тело ломило, в голове было пусто, не хотелось двигаться и думать. Наверное, надо было отлежаться, как следует, и, возможно, привыкнуть к новому состоянию, когда старые привычные дела закончились, а новые еще не случились. Скорее всего, у него самый настоящий стресс после крымских неприятностей, и болезнь сумела свалить его с ног именно по причине этого стресса.